Братское кладбище в Ростове-на-Дону

Аватара пользователя
IHHA
Почетный Ветеран
Почетный Ветеран
Сообщений: 3066
Стаж: 11 лет 10 месяцев
Репутация: 77
Имя: Инна
Местонахождение: Ростов-на-Дону
Благодарил (а): 2247 раз
Поблагодарили: 3126 раз

#1

Самое бедное кладбище на окраине города, с большим количеством братских могил — отсюда и название. Потом там появился квартал, где погребали военнослужащих, но сейчас он срыт, на его месте стадион «Динамо».
В описании городских погостов 1917 года ростовские историки М.Б. Краснянский и А.Г. Парецкий Братское кладбище называли одиннадцатым по счету.
«В 1892 г. в Ростове появилась холера, - пишут они. - Страшная гостья косила каждый день по несколько сот человеческих жизней. Так, совершенно неожиданно, выросло на выгонной земле Ростова, за чертою городского поселения, огромное холерное кладбище; впоследствии оно было переименовано в Братское. По своим размерам Братское кладбище превосходит все ростовские кладбища (данные на 1917 г.). Рядом с ним находится военное кладбище, но оно, скорее всего, представляет часть Братского кладбища, чем самостоятельную единицу».

Здесь все верно, только нуждаются в пояснении слова «неожиданно выросло... огромное холерное кладбище». Неожиданность - в огромности и быстроте роста, но не в факте появления кладбища, которое планировалось к открытию за несколько лет до эпидемии. В журнале городской Думы от 14.05.1890 г. читаем:
«Городская Дума в заседании 11 ноября 1888 г. поручила городской управе избрать для устройства новых православных кладбищ - городского и военного - участок городской земли, мерою приблизительно около 4 десятин, который нанести на особую копировку, с показанием на ней отдельного участка для общего кладбища и отдельно для военного. В исполнение настоящего постановления Думы городской голова И.С. Леванидов сообщил собранию, что управою для сказанных кладбищ избраны места на городском выгоне по продолжению Среднего проспекта в степь, рядом с кладбищем магометанским, - одно примерно в две десятины, для общего бесплатного пользования жителей, а другое — для военного кладбища, около десятины».

Далее - 12.9.1890 г.: «Городской голова сообщил собранию, что благочинный ростовских церквей о. Фёдор Руднев по поводу ходатайства об учреждении нового православного кладбища на участке городской земли по продолжению Среднего проспекта в степь, в смежности с магометанским кладбищем, уведомил его, городского голову, что во избежание смежности православного кладбища с магометанским следовало бы, не учреждая нового кладбища, сделать прирезку к существующему теперь так называемому Богатянскому кладбищу. Если же и за сим дума решит учредить новое кладбище на означенном месте, то просит уведомить его, имеется ли в виду устройство на нем церкви или часовни, и будет ли новое кладбищенское место обнесено оградою или рвом, когда и на какие средства?
Финансовая комиссия, на заключение которой передавался настоящий вопрос, с своей стороны нашла возможным между местом, предназначенным для нового православного кладбища, и магометанским кладбищем образовать интервал шириною в 6 саженей; место окопать рвом и со временем построить там часовню, то и другое на городские средства.
Городская Дума с заключением финансовой комиссии вполне согласилась».

Ну, а невдолге - холерный мор, ужасный даже для всегда «неблагополучного по холере», вследствие близости к Турции с Персией, Ростова. Обычные братские могилы не вмещали все жертвы - потребовалось целое Братское кладбище.

«Появившись на Востоке (рассаднике всяких эпидемий), - повествует о. Лазарь Крещановский, - холера пришла в Ростов двумя путями: Доном и Кавказскою железною дорогою. Как ни готовился Ростов ко встрече страшной гостьи, но мер и средств для борьбы с нею оказалось мало. В 2-3 дня она охватила весь Ростов и со страшною силою свирепствовала. Рассказывают, что до 500 и более душ умирало от холеры.
Больницы, бараки, специально для сего устроенные, были переполнены больными. Священники выбивались из сил, напутствуя больных и погребая умерших. Всех охватила паника. Среди простого народа ходили самые нелепые рассказы про холеру и лечение. Более беспокойные элементы населения начали волноваться. Ожидали с часу на час повторения астраханских беспорядков. Но, слава Богу, население само сознало нелепость ходячих слухов и успокоилось. Так свирепствовала холера до принесения из Аксайской станицы св. чудотворной иконы Божьей Матери. Некоторые предсказывали, что принесенные святой иконы усилит эпидемию, чему могло способствовать скопление народа. Но как часто наши земные человеческие расчеты ошибочны бывают! Невозможное у человека возможно у Бога. Величайшее чудо совершилось с принесением святой иконы: в 2-3 дня холера совершенно прекратила свою работу. Осенив себя крестным знамением, народ свободно вздохнул.
Конечно, нашлись люди, которые не хотят видеть в прекращении эпидемии чуда. Слабые в вере, пожалуй, могли бы согласиться с нами, если бы то же самое чудо не повторилось через неделю после в соседнем Ростову селе Батайске. До принесения в село святой иконы там ежедневно умирало до 100 душ. Узнав о совершенном в Ростове чрез святую икону чуде, сельское общество испросило принесения иконы в село. И как скоро она была принесена и совершен по селу крестный ход, в 2 дня холера прекратилась. На третий день один или два человека умерло, и то из прежде заболевших». Сугубо трагически в историю города, так и множило свою чрезвычайную трагедийность"...

Отрывок из архивной рукописи:
«29 сентября 1906 г. произошло вооруженное нападение на хлебную контору братьев Фридберг. Экспроприаторы похитили 12 тыс. рублей. Участвовало 7 человек. Один с деньгами скрылся. Шестеро молодых анархистов - Лука Фирсанов, Лейба Шварцкопер, Николай Малиновский, Царик Хайт, Вениамин Штабельский и Иван Сироткин - были арестованы.
После предварительного избиения в участке их под усиленным конвоем привели в тюрьму и посадили в подвальные одиночки правого глаголя (корпус тюрьмы, выстроенный в виде буквы «Г» - церковно-славянского «глаголя»).
Приказом временного генерал-губернатора все шестеро (в том числе большинство несовершеннолетних) были преданы военно-полевому суду. Заседание суда было назначено в казармах Феодосийского полка, находившихся близ тюрьмы.
2 октября, в 10 часов утра, арестованных повели в суд. Это было какое-то необычайное шествие. На площади между тюрьмой и казармами масса народу (из окон верхних одиночек было все отчетливо видно). Шествие открывала сотня казаков. За ними, в полицейском окружении, шестеро подсудимых, скованные наручниками попарно. Замыкали шествие опять казаки. По обеим сторонам длинные цепи солдат. Весь день казармы охранялись усиленными нарядами. Приговор был вынесен в 9 часов вечера. Уже было темно. Шествие в таком же порядке направилось в тюрьму, освещая путь факелами.
Едва осужденные вошли во двор, как тюрьма уже знала приговор:
- Смертная казнь!
Сразу все смолкли, притаились, точно в нижних одиночках уже были покойники. О сне никто не думал.
Мы знали, что казнь будет совершена этой же ночью. Ждали. Ходили из угла в угол, молча сидели, прислушиваясь к малейшему шороху. Обычных вечерних разговоров через окна как и не было. Все внимание было обращено на одиночки смертников.
Там светло. Некоторые ходили по камере. Большинство, как вошли в камеру, свалились на койки и лежали, не двигаясь. За тюремной стеной городской шум стихал. Поздно. Только в тюрьме никто не спал. В конторе, в камерах - везде светло. Вот хлопнула наружная калитка. Вся тюрьма встрепенулась.
- Идут! Идут!
Во двор вошли какие-то странные фигуры. В полумраке их трудно было разглядеть. Оказалось, священнослужители. Православные и старообрядец отказались принять своих священников. Евреи приняли раввина и о чем-то беседовали с ним.
Три часа. Тюремный двор заполнился солдатами. Горели факелы. Перед тюрьмой масса полиции, казаков. У ворот стояла большая колымага. Приговоренных разбудили. Из окон доносилось:
- Прощайте!
Это было сигналом. Вся тюрьма огласилась криками. Приговоренных вывели и посадили в колымагу. При свете факелов мелькали казаки, раввины, священники, надзиратели.
Шествие направилось к валам, близ Братского кладбища. Пока шествие шло городом, факелы были потушены. За городом их снова зажгли.
Вот место казни. Пожарные заканчивают установку трех столбов.
Один молча опустил голову. У двоих на глазах видны слезы. Один попросил закурить.
Военный прочел приговор. Замолчал. Тихо. Осужденный Малиновский громко произнес:
- Вот мы и открыли в Ростове военно-полевой суд. Сразу шестеро.
Обреченным предложили проститься друг с другом. Они поцеловались.
- Нет ли каких последних желаний? - спросили их.
- Кланяйтесь знакомым, - ответили они.
По сигналу, подошли солдаты и привязали их к столбам.
Было полшестого утра, но еще темно. Сзади столбов воткнули в землю факелы. Видней стрелять.
В 20 шагах перед столбами выстроились 30 солдат. Команда:
- Ружья - на прицел!
Гробовая тишина.
- Товарищи, - раздался громкий голос Малиновского, - последняя просьба: цельтесь лучше, чтобы нам не мучиться!
- Пли!
Грянул залп.
Стоявшие до этого прямо страшно наклонились, колени подогнулись, головы свисли.
Уже без всякой охраны колымага повезла 6 трупов в степь. Зарыли их в одну могилу и сравняли ее с землей».

8.01.1907 г. там же возле Братского кладбища расстреливали экспроприатора Федора Пенкина. При задержании он был ранен, однако лечить его не стали: какой смысл?..
Из экипажа Пенкина несли на руках. У столба на месте казни нагребли горку, чтобы солдатам было виднее стрелять, Пенкина положили на эту горку... По подсчету врача, в его теле было 24 пули.


Братское кладбище пришлось на эпоху, заставлявшую кладбища работать с небывалой нагрузкой. Из газеты "Приазовский край" за 3.04.1915 г.:

«1 апреля по почину начальника эвакуационного пункта на Братском кладбище была отслужена общая панихида по умершим воинам, эвакуированным с театра военных действий. Почтить память умерших героев-воинов прибыли начальник гарнизона генерал-майор Чернояров, начальник эвакопункта пол-к. И.А. Шульц, городской голова Е.Н. Хмельницкий, инспектор по делам печати В.А. Канский, полицмейстер Иванов, главные врачи всех ростовских военных госпиталей со всем личным составом военно-санитарных поездов, нижние чины госпитальных и военно-санитарных поездных команд, нижние чины из команды выздоравливающих и масса публики.
После панихиды всем командам госпиталей и санитарных поездов состоялся парад. Могилы всех умерших нижних чинов были, по инициативе председательницы дамского Кружка помощи раненым при эвакопункте О.Г. Шульц, заботливо убраны цветами».

А 13.12.1917 г. Братское кладбище принимало первые жертвы Гражданской войны. Со сборных пунктов на Софиевской и Покровской площадях траурная процессия двинулась по Большой Садовой и по Большому проспекту - ростовскому маршруту для «дней торжеств и бед народных».

Два месяца спустя - новая глава мрачной эпопеи Братского.
«В тихий, сырой, немножко туманный вечер 9 февраля, в тревоге бессилия что-либо предпринять для своего спасения, добровольцы (то есть офицеры Добровольческой армии) впервые перемахнули через кладбищенские ограды.
Живо за работу! Все лишнее брошено.
Оставлены только револьверы; у кого были, и обоймы. Чтобы дороже, если придется, жизнь продать.
Погоны, пуговицы, канты, все, что в одежде указывает на принадлежность к «контрреволюции», - срезано.
Разбившись небольшими группами по несколько человек, прижавшись друг к другу, забившись в самые отдаленные, самые темные их совместных с мертвецами жилищ; они коротали казавшиеся томительно длинными дни и еще более бесконечные ночи.
Спали вповалку на холодных каменных плитах пола.
Скрючившись, изнемогая от дрожи зазябших на морозе псов. Без возможности согреть хотя бы беготней окоченевшие члены.
Своеобразная жизнь кладбища была изучена ими в точности. Они прислушивались к каждому звуку шагов, голосов. Они научились еще издали различать их.
Вот деловой шаг кладбищенского сторожа...
Глухой стук лопат могильщиков, разворачивающих промерзшую землю...
Число могильных жильцов так увеличивается в последнее время!
А вот торопливые шаги многих пар ног, сопровождающих, быть может, одного из тех, чьи дни сокращены по капризу революционных пиратов...
Отдаленное, нестройное, торопливое пение нескольких голосов, прерываемое полными скорби и отчаяния воплями близких... шаги медленно, печально замирают, и наступает тишина...
Ах, эта бесконечная, до звона в ушах тишина, которую так хочется нарушить!..
Так хочется одного: выйти и во все горло, истошным голосом крикнуть!..
Кричать во всю силу легких...
Так было днем.
А по ночам кладбища заживали совсем иною, новой жизнью.
Кому-то одному из скрывшихся удалось добраться до города.
О странной жизни, творившейся на кладбищах, узнали ограбленные судьбой, изболевшиеся сердцами люди.
Они организовали помощь.
Это были, главным образом, женщины и учащаяся молодежь.
Женщины, обездоленные судьбой и потерявшие своих близких в этой ужасной гражданской войне, зажженной классовой борьбой.
Исстрадавшиеся всегда острее чувствуют и понимают горе.
И молодежь.
Та самая молодежь, которая дала России наибольшее число бесстрашно умиравших добровольцев и расторопных, всегда успевающих во время улизнуть комиссаров и главковерхов.
Обувались в солдатские сапоги, обматывались возможно большим количеством запасов белья для скрывающихся - так как с узлами опасно было показываться, влезали в кацавейки, поодиночке, вразброд стекались к кладбищам, стараясь попадать на них помимо ворот и входов, и складывали все в укромных местах.
Так проносились запасы пищи, одежда и белье.
Всех сразу удовлетворить нельзя было.
Жильцы склепов бросали между собой жребий, кому быть готовым к следующей очереди, и по ночам, в условленных местах они находили то, без чего можно было остаться заживо погребенным на кладбище.
В принесенной одежде обычно были деньги и паспорт и иногда, за отсутствием последнего, записка с указанием, куда именно обратиться за ним.
Чтобы не подвергаться опасности (в случае поимки при допросах) ошибиться, в паспорте имя спасавшегося оставалось без изменения, фамилия же выписывалась матери - девичья.
Об этом бывшие на следующей очереди предварительно оставляли в тех же местах записки.
Всех с осложнившимися ранениями, заболевших тифом приходилось выручать в первую очередь.
Каких это нечеловеческих усилий стоило!
В темные ночи, с величайшими предосторожностями, их таскали через ограды; глухими, часто окружными, малолюдными путями доставляли, если можно было, в чью-либо квартиру.
Какая опасность со стороны доноса или при обыске!
А то попросту в трущобы.
На чердаке одного недостроенного, нежилого, полуразрушенного дома на Темернике помещалось 19 человек спасенных.
А те, здоровые, остававшиеся до поры до времени на кладбищах!
Они превратились в какие-то нечеловеческие существа. Какие ужасные ночи они пережили!

...Печален шепот дерев. В шуме дружеской беседы их медленно раскачивающихся вершин мне послышалось, как они рассказывали об одном корниловце, не выдержавшем крайнего лишения, душевно надломленном, выбежавшем однажды ночью из склепа и огласившим мертвую тишину кладбища нечеловеческим криком:
- За мной, да здравствует Корнилов! Вперед, за мной, корниловцы! Вперед, за Родину!

И повыползали призраки из склепов. И началась страшная, бешеная скачка теней, спотыкающихся о надгробные плиты и могилы, падающих, вновь гоняющихся в различных направлениях за исступленно кричащим безумцем.
Наконец, он пойман. Звериная борьба.
Он кричит и кусается... Ноги и руки его посылают в разные стороны сильные удары...
На него наваливаются... он хрипит...
Его волокут в склеп, и там, в глубине его не стало. Глухой звук выстрела все кончает.
А оставшиеся, сами обезумевшие, долго сидят в оцепенении и ждут, ждут без конца - услышали или нет?..

И еще донесся ко мне шум листвы, как один молодой доброволец, почти мальчик, изможденный, проголодавшийся, в хороший солнечный день, через силу выйдя из убежища и присев где-то на могильной плите, обратился к одной простой, показавшейся ему сердобольной, старушке с просьбой дать ему немного хлеба.
О, он не ошибся в ней!
Она участливо расспросила его, выслушала с вниманием, вывела из кладбища, усадив где-то и пообещав принести ему сейчас чего-либо поесть, и недолгое время спустя возвратилась... с несколькими красноармейцами.
Эти добрые, сердечные люди, увидя его таким истощенным, сжалились над ним и, решив облегчить его страдания, поскорее... прикончили его на месте же.
Об этом узнали.
Какой тревогой забились сердца у всех, принимавших участие в спасении скрывавшихся.
Скорее, скорее... Еще несколько усилий, и те немногие, что оставались, были, наконец, выведены.

День-два спустя отряды красногвардейцев начали обыски на кладбищах, но было уже поздно.
Они рыскали по склепам. В один из них, показавшийся им почему-то особенно подозрительным, они, трусливые псы, не решаясь спуститься, зная, как дорого добровольцы продают свои жизни, бросили предварительно бомбу».

Названию, данному кладбищу в горьком, однако непритязательно-бытовом смысле братства людей по переживаемому сообща моровому бедствию, время придало бытийный, патетический характер. Как в «Тихом Доне»:
В годину смуты и разврата
Не осудите, братья, брата.
А храм, озабочивавший некогда благочинного Ф. Руднева, на Братском кладбище открыли. В 1910 г., с освящением Александро-Невского собора, епископ екатеринославский и таганрогский Симеон разрешил перенести старую Александро-Невскую церковь на Братское кладбище. Расходы взяли на себя прихожане во главе с купцами Мяснинкиным, Герасимовым, Сафоновым. После перемещения храм был наименован Вознесенским.

Источник - В. С. Сидоров "Энциклопедия старого Ростова и Нахичевани-на-Дону", т.2, Ростов-на-Дону, 1994.
Люди - они как книги: буквы одни и те же, но содержание разное.


Вернуться в «Ростовская область»