После смерти основателя завода Н. Бахметьева делами ведала его вдова. При ней в Никольском работало целых три завода, производивших штофы, бутылки и питейную посуду всех калибров. От их продажи хозяйка получала в год около 40 тысяч рублей. Качество никольской посуды было отменным, а стоила она по сравнению с иностранной недорого: хрустальный графин — 70 копеек, фужер — 50.
Успешно вел дела фирмы и наследник Алексей Бахметьев, предусмотрительно отсылавший царю Александру I образцы посуды с клеймом Никольских заводов. В результате, заслужив государеву похвалу, он получил и престижный государственный заказ – «изготовить для Двора разные стеклянные вещи». Вскоре «семьдесят кувертов» с гербом императора были доставлены в Зимний дворец.
Изделия Никольских заводов были настолько хороши, что их отличили пятью Государственными гербами! Многие образцы продукции бахметьевских заводов уже тогда закупали музеи. В 1900 году на Всемирной выставке в Париже никольский хрусталь удостоился Большой Золотой Медали.
Соперниками Бахметьевых на рынке российского стекла была не менее именитая династия Мальцовых.
В 1723 году Василий Мальцов основал в Можайском уезде Московской губернии свой стекло-хрустальный завод. Но, поскольку по указу Петра I строить заводы вокруг столиц было запрещено ввиду сохранения корабельных лесов, завод перевели в село Радицы Брянского уезда. Дело отца успешно продолжили сыновья — Фома и Аким, быстро приумножив семейный капитал. Если надо было для дела — могли и на авантюру пойти. К примеру, по указу хозяина «служитель Фомы Мальцова тайным образом увез воровски мастера Семена Панкова».
Не подвели фамилию и другие ее отпрыски, интересы которых не ограничивались стекольными заводами. Разросшийся семейный клан занимался и чугуном, и производством рельс, паровозов, локомотивов. Мальцовы были первыми в России производителями сахара из свеклы, имели пивоваренные и винокуренные заводы, столярные и канатные фабрики, наладили курение смолы и выпуск кирпича.
В селе Дятьково был у Мальцовых «родовой» завод хрусталя, выпускавший ежедневно до 30 тысяч изделий, и фабрика, на которой производили цветное и богемское стекло. В селе и окрестностях проживало около семи тысяч человек и каждый третий работал на стекло-хрустальных предприятиях. Здесь изготавливали и бутылки, и штофы, и весь прочий ассортимент питейной посуды от самой простой до изысканной – с золотом и затейливыми рисунками, с использованием техники алмазной огранки и гравировки.
«…С часу ночи начинается варка стекла и длится до двенадцати часов следующего вечера, затем дутье и прокат. Условия работы тяжелые и очень вредные. Много надомных рабочих, их работы ценятся дешевле заводской. Рисунок на стекле оплачивается от двух до пяти копеек…», — свидетельствует сохранившийся документ.
Для рабочих и их семей имелась трехэтажная школа и больница на 50 коек. И обучали, и лечили рабочих бесплатно. В селе Людиново, где у Мальцовых был рельсопрокатный завод, семья выстроила для рабочих церковь, в которой и иконостас, и покровы были сделаны из хрусталя.
К началу ХХ века Мальцовым принадлежало уже более пятнадцати стекольных заводов.
От ендовы до рюмки
На русском столе стеклянная бутылка появляется во времена Петра Великого. А что было на Руси до этого? Из чего пил русский человек брагу, медовуху, квасы, то есть, те напитки, которые предшествовали появлению на его столе привычной нам водки?
В древние времена на Руси пили из ендовы, мушормы, сулеи, братины — так тогда назывались посуды для пития.
Ендова — настольный сосуд продолговатый формы с носиком, вмещавший в себя от ведра и более. Иногда для удобства к краям ендовы приделывались кольца или цепи — так наполненную до краев посудину было легче нести к столу. Делали ендовы из меди, украшая корпус затейливой чеканкой, а нос и рукоятку «выкладывали» цветной эмалью. Скромный, «кухонный» вариант ендовы назывался мушорма.
Самым большим сосудом в русском застолье являлась братина. В древние времена, когда правили на Руси великие князья, братину ставили на середину стола и черпали из нее вино ковшами, черпаками, черпальницами, чумками, братинками. Среди посуды, подававшейся для многочисленных гостей на более поздних пирах, были ведра — чаще всего серебряные, с ручками по бокам или с дужкой, кувшины из позолоченной или посеребренной меди, крышки которых украшались «литыми яблоками». Более мелкой была «четвертина» — сосуд с раздутыми боками, напоминавший супницу, вмещавший в себя четверть мерного ведра — отсюда и произошло его название. К самой мелкой питейной посуде относились кружки, чаши, корцы, подстаканы или достаканы, чарки, стопки.
Намного позднее появились рюмки. Рюмка пришла в Россию из Рима и поначалу звалась не рюмкой, а «римкой», то есть «римским стаканом». Кстати, фужер – от французского города Фужер, где призводилось стекло. Лафитник, или большая рюмка, — тоже иностранец, название его пришло также из Франции, из замка Лафит.
От ковша до чарки
Среди посуд столовых, или питейных, особое место занимал ковш, один из самых древних на Руси сосудов. Он был известен уже в Х веке и по своей форме напоминал и ладью, и птицу. Ковши могли быть круглые и овальные, со сферическим дном и плоской ручкой-полкой, большие и малые. Золоченные, чеканные, обсыпанные жемчугом, они были предметом гордости и свидетельством богатства своих хозяев.
Емкость питейных посуд была различной. Кружка, например, мало чем отличаясь от современной, имела крышку и несколько суженную горловину, вмещала в себя от 1 до 4 фунтов вина (фунт равнялся 409, 5 г). Стопы — вместительные стаканы, иногда с ручкой, носиком и крышкой, были рассчитаны на крепких мужчин, словно призывая отведать винца «как следует».
Самой изысканной питьевой посудой у русских на протяжении долгих веков считалась чаша. Имея округлую форму с расширенными кверху краями, она могла быть украшена рукояткой или намостками, скобами, кольцами. Возможно, когда-то чаша означала и питейную меру. Из чаш «пили здоровье» почитаемого человека. Отсюда и выражения: «государева чаша», «патриаршая чаша», «боярская чаша» и даже «чаша богородицына».
К весьма умеренному потреблению хмельных напитков располагали чарки — маленькие сосудцы с выпуклым или плоским дном, порой на ножке, с закругленной ручкой. Их на Руси при застолье предпочитали женщины.
Посуда боярская
Один из иностранных путешественников писал, что московиты обычно обходились за столом сосудами попроще, «но каждый боярин имел серебряный кубок, который подавался гостям для пития за здоровье».
Кубок был привезен в Московию во времена Ивана Грозного, считался дорогим подарком и предметом роскоши. Он быстро вошел в русский вельможный обиход, заняв полноправное, если не первое, место среди питейной посуды. Разновидностей кубков и сосчитать было невозможно — с круглым или плоским дном, на подставке или на поддоне, на ножке, на колонке…
Широко известны были и «свадебные кубки», заменявшие молодым обручальные кольца. Такой сосуд имел внутри перегородку, делившую емкость на две половинки, словно символизируя единство двух людей в браке.
Одни кубки были совсем крохотные, другие, наоборот, огромные.
Когда Иван Грозный был малолетним царевичем, он получил в подарок маленькую рюмочку-кубок из янтаря. Став взрослым, царь отдавал предпочтение иной посуде. Его парадный кубок весил 1 пуд и 8 фунтов, то есть около 30 килограммов.
Подражая царю, знатные бояре тоже обзаводились сосудами-великанами в 4 или 5 фунтов, что составляло около 2−3 килограммов. Правда, пили из них крайне редко, а на всеобщее обозрение выставляли, скорее, чтобы побахвалиться.
Посуда царская
Во дворце московских государей самая дорогая и диковинная посуда обычно выставлялась на всеобщее обозрение в парадных палатах. Чаши, ковши, кубки, чарки для повседневного обихода хранилась в «коморах» Сытенного, Кормового и Хлебного дворцов.
Во избежание краж всю царскую посуду полагалось «заорлить», то есть снабдить особыми клеймами. Для чего при царе Иване Грозном приобрели специальный железный штамп с изображением двуглавого орла. Тех, кто все же попадался на воровстве царской посуды, казнили без всякой жалости.
К ХVII веку блеск столового убранства русских царей несколько потускнел: многое было разбито, разграблено в междоусобицах либо присвоено временными постояльцами кремлевских палат.
Золотая и серебряная царская посуда выполнялась в различной технике. Она могла быть гладкой, чеканной, сканной, граненной или грановитой. Причудливы и разнообразны были украшавшие ее орнаменты. Фон насыщался выпуклыми изображениями цветов, деревьев, райских птиц, сказочных зверей, солнца, месяца, звезд. По верхнему краю сосуды иногда украшались узорными венцами. Таких венцов бывало несколько, но ни один не повторял узоров других. С особой выдумкой делались крышки. На них можно было увидеть орлов, золотые яблоки, петухов, цветы, человеческие фигурки, сказочные личины. Кубок Ивана Грозного, например, украшал терем «о трех столбах». «Между столбами, — восхищался очевидец, — три человеческих изображения в кругах, а на верху самого терема человеческая фигура, держащая копье».
Побывавшие вместе с послом на обеде у царя Бориса Годунова заморские гости рассказывали: «На наш стол были поданы три большие золотые братины, украшенные дорогими каменьями; самая лучшая из них подана послу, а другие две придворным, чтобы они пили из них вкруговую. Эти две чаши были такие большие, что одному едва было под силу поднести их ко рту…».
Большую часть царской посуды изготовляли русские мастера. Трудились они во дворцовых мастерских и при крупных монастырях – Чудовом и Симоновом в Москве, а также в Троицко-Сергиевой лавре.
Позже охотно пользовалась услугами отечественных стекольщиков императрица Екатерина Великая. Для ее нужд на Петербургских стекольных заводах изготовили 150 кубков с крышечками, мерою не более одной рюмки. Их должны были подавать в особо торжественных случаях, «когда надлежит пить за здравие».
Посуда с фантазией
Кубки и чаши работы русских мастеров считались дорогим подарком. Так крымский хан Менгли-Гирей просил Ивана III прислать ему серебряную чашу, как ту, что была подарена русским государем персидскому шаху Зоде. В знак признательности клялся татарский владыка: «Я бы всегда из нее пил, а тебя, брата моего, поминал».
Знавали на Руси и дорогой и затейливый питейный «импорт». Привозные кубки отличались тонкой работой и богатой отделкой. Иные из них были украшены античными сюжетами с фигурами Аполлона, Геракла, сатиров и купидонов. Не очень искушенные в мифологии московиты эти картины понимали по-своему.
Вот как описывал кубок с фигуркой игравшего на свирели бога Пана подъячий Сытенного двора: «Судно золочено с цепочкою на трех ножках, а у него образина человечья рогата с ушами, а изо рта у ней посвистелки…».
Посуду было принято украшать и надписями. Это могли быть строки из Священного писания, здравицы, народные присловия, изъявления благодарности и преданности. Буквы чеканили вязью, слова располагали по ободам, на внутренней части или по самому дну. Надпись внутри одной кремлевской братины гласила: «Человече! Что на мя зриши? Не проглотить ли мя хочеши? Азъ есмь бражник; воззри, человече, на дно братины сея, открыеши тайну свою».
Кроме золота и серебра, питейную посуду изготавливали из драгоценного тогда стекла, сердолика, агата, кости, фаянса, морских раковин. Но чаще всего это были дары заморских правителей русским царям.
