Константин Батюшков ( kelinfo) творческие порывы.

[kelinfo]

[kelinfo]

Я часто пишу в электричках, большинство моих рассказцев появилось именно там. В вагоне я занимаю удобные для письма места, когда еду в деревню из Москвы, я сажусь с права по ходу движения поезда, когда еду обратно, сажусь точно так- же , но получается по другому. Когда в электричке много народа, я всё равно сажусь с права, но спиной по ходу поезда, и на самое крайнее место, ближе к проходу, так у меня остаётся свободной правая рука и правое колено, заменяющее мне рабочий стол, а не зажатые седалищной частью других пассажиров. Чтобы последних было, как можно меньше, я всегда выбираю третий, самый шумный вагон, который так не любят дачники… От его периодического шума, издаваемого не то вентиляцией, не то отоплением, может развиться мигрень. Возможно я сам через десяток, другой лет, буду избегать третий вагон, но пока я сажусь только в него, ведь там меньше всего пассажиров, и это гарантирует мне отдельный рабочий кабинет, если конечно сейчас не выходной день. В пятницу и воскресенье, даже шумящий ящик под четвёртым сиденьем с права, не гарантирует мне писательского комфорта и роящиеся в моей голове мысли и замыслы…. Роящиеся, это я пожалуй чрезмерно… Проскакивающие изредка мысли и замыслы, бессмертных произведений, так и умирают не добравшись моего измятого блокнота. У моих замыслов почти нет реинкарнации, однажды умерев ,они не возвращаются, и исчезают на всегда, ибо единственная возможность им выжить, это забраться в полустёртые листочки засаленной тетрадки. У меня сложились свои «писательские» привычки: я люблю определённые авторучки и блокноты одной фирмы, очень уж они удобные для сочинительства в электричке.
Как-то я испытал неведомое мне ощущение… Сочиняя один «роман»… Нет сочинял я одну вещицу, как обычно неглубокую… И вдруг я понял, что выдуманные мной герои живут реальной жизнью, и написание новой главы, для них словно глоток воздуха, к которому они стремятся из морской пучины. Они толкают меня, не давая мне покоя, и я сам во время безделья задыхаюсь вместе с ними, и как только я начинаю писать, они всплывают и делают долгожданный вдох, и я тоже делаю с ними удовлетворённый вдох, а затем наступает отвратительная гипоксия, которая принуждает меня схватить ручку и писать. Писать в электричке, судорожно стремясь закончить мысль до станции назначения, глотая слова и делая сплошные ошибки, на бегу хватая вещи и самое главное блокнот и выскакивая при закрывающихся дверях, и выскочив плюхаться на станционную скамейку и писать, писать… Именно когда моя ручка вместе с рукой выводит едва читаемые каракули, именно в этот момент мои герои живут, их жизнь бурлит , но дыхание их легко, без хрипоты и надрыва. Как-то отменили электричку, и я три часа просидел на Курском вокзале в какой-то забегаловке, за чашкой чая, но был счастлив, ибо создал сцену, прошибавшую меня до слёз. Ибо тогда им было плохо, но они жили, и я вместе с ними.
Как жаль, что я человек не постоянный, хоть имя данное мне при рождении, к этому призывает. А мои герои так и захлебнулись в пучине безвестности, так и не прожив третьей части своей жизни, я похоронил их в склепе своего охлаждения, не дав им просимого глотка воздуха… Может с их жизнями я угробил и свою, писательскую? Ибо ничего нет слаще, чем дышать дыханием своих героев, жить их чаянием, внушать им мысли… Странно всё это, но такое со мной было…

[kelinfo]

Вот попытался написать новое повествование, но задумывал одно, а герой хочет жить своей жизнью, и я никак не могу втиснуть его в задуманные рамки... В общем первая глава, ... а как дальше пойдёт пока не знаю...

Глава 1
Игнат уже проснулся, но какое-то время трепетно лежал закрыв глаза. Не шевелясь, он боялся спугнуть приятный сон, остаток которого он надеялся досмотреть. Как редко теперь снятся хорошие сны! Не то что в детстве, тогда приятный , лёгкий головокружительный сон был чем-то обыденным. Особенно он любил сны ,когда бежал по склону холма, его пружинистое и лёгкое тело разбегалось, приобретая невесомость, он не чувствовал утомительной натруженности ног во время бега, они несли его сами, легко и беззаботно, как будто так и должно быть. Но вот его тело набирало положенную для полёта скорость, отрывалось от земли и он раскинув руки парил. Сам момент взлёта он не помнил, а лишь спустя мгновенья осознавал, что он не косается земной тверди. С этой упоительной лёгкостью он и просыпался, раздосадовано осознавая, что сон закончился, и он не сможет в реальной жизни так взлететь. Родители говорили, что во время таких снов он растёт, он рос и во время других снов, концовку которых не очень любил. Если просыпаясь от первого сна он с огорчением вздыхал, что это только сон, то пробуждаясь от другого, он блаженно вздыхал, радуясь, что это всего лишь сон. Все сны были типичными, в первом обязательно был склон, во втором присутствовало дерево, как правило груша, та самая из дедушкиного сада, на которую он забирался летом, во время каникул, чтобы отведать сладких и сочных груш, аромат которых он помнил и сейчас, спустя годы. Грушу называли Бергамот. И он очень удивился, в первый раз отведав чая с бергамотом и не почуяв грушевого аромата, а ведь он так надеялся почувствовать вкус детства. Груша была высокой, и чтобы дотянуться до первых зрелых плодов, нужно было вскарабкиваться на пару толстых суков, затем цепляясь за тонкие ветки, тянуться к заветному плоду, рискуя обломить поддерживающую тебя ветку и шлёпнуться вниз. В реальной жизни такого не случилось, зато постоянно происходило во сне. Обычно он с полётной лёгкостью взбирался на самую верхушку груши, легко преодолевая силу тяготенья , прыгая с ветки на ветку, словно мартышка в зоопарке. И вот на семиметровой высоте, находил самый спелый плод, он чувствовал его запах, видел золотистую, желтеющую кожицу, с лёгким медово-коричневым пятном, свидетельствовавшем о высшей степени спелости, ещё немного и такая груша упадёт сорванная ветром и падая будет биться об ветви, травмируя свою нежную кожуру и разогнавшись в падении, с глухим стуком шмякнется об землю, невольно подпрыгнув по инерции , разбрызгивая в стороны сладкий сок с кусочками бежевой мякоти и откатится в сторону, обречённо застыв на месте. Муравьи, из ближайшего муравейника засуетятся, предчувствуя сладкую добычу. Но нет Игнат не даст этой груше упасть, он тянется к ветке, предательски качающейся от ветра, пытаясь её подтянуть к себе, ещё несколько миллиметров и он схватится за ближайший листок и если тот выдержит, он за него потянет и ветвь изогнётся, и согнув её сильнее он дотянется до заветной груши. Уже вспотели ладони, а лист взметнуло ветром, он тянется снова, , ослабив левую руку, ухватившуюся за сухой сук, и тут он трещит, ломается, Игнат машет руками, пытаясь за что ни будь схватиться, но всё рвётся и он летит в низ, плашмя, спиной… И вдруг резкая , острая боль пронзает весь его позвоночник, судорогой отдаёт в ноги. И он просыпается, облегченно догадавшись, что это всего лишь сон. Видимо во сне растягиваются какие-то мышцы, позвонковые связки, раздвигаются метафизарные хрящи, отсюда эта пронизывающая боль.
Но время прошло, он вырос, те сны прекратились, а как бы он хотел снова их увидеть, ну хоть второй с грушей! И вот сегодня случилось чудо, и ему приснился первый сон с косогором, конца которому он ещё ни разу не увидел, и сегодня надеялся досмотреть его до конца. Поэтому и лежал закрыв глаза, уговаривая себя ухватиться за ниточку сна, хоть мозг разбуженный позвякиванием ложки на кухне, уже заработал отчётливо напоминая, что Игнат опаздывает на работу.

[korsar]

kelinfo
Константин, Спасибо! Очередная порция бальзама... Только не затягивайте с продолжением, пожалуйста... А сны с полётом, наверное, снятся всем... Мне точно снились.... и от этого ещё приятнее читать... Жду...

[kelinfo]

Спасибо! Продолжение слегка подзатянул, зато выкладываю сразу десяток глав. В общем название эпоса где-то в 2025 году..... Выкладываю сразу с самого начала....

[kelinfo]

Глава 1
Игнат уже проснулся, но какое-то время трепетно лежал закрыв глаза. Не шевелясь, он боялся спугнуть приятный сон, остаток которого он надеялся досмотреть. Как редко теперь снятся хорошие сны! Не то что в детстве, тогда приятный , лёгкий головокружительный сон был чем-то обыденным. Особенно он любил сны ,когда бежал по склону холма, его пружинистое и лёгкое тело разбегалось, приобретая невесомость, он не чувствовал утомительной натруженности ног во время бега, они несли его сами, легко и беззаботно, как будто так и должно быть. Но вот его тело набирало положенную для полёта скорость, отрывалось от земли и он раскинув руки парил. Сам момент взлёта он не помнил, а лишь спустя мгновенья осознавал, что он не косается земной тверди. С этой упоительной лёгкостью он и просыпался, раздосадовано осознавая, что сон закончился, и он не сможет в реальной жизни так взлететь. Родители говорили, что во время таких снов он растёт, он рос и во время других снов, концовку которых не очень любил. Если просыпаясь от первого сна он с огорчением вздыхал, что это только сон, то пробуждаясь от другого, он блаженно вздыхал, радуясь, что это всего лишь сон. Все сны были типичными, в первом обязательно был склон, во втором присутствовало дерево, как правило груша, та самая из дедушкиного сада, на которую он забирался летом, во время каникул, чтобы отведать сладких и сочных груш, аромат которых он помнил и сейчас, спустя годы. Грушу называли Бергамот. И он очень удивился, в первый раз отведав чая с бергамотом и не почуяв грушевого аромата, а ведь он так надеялся почувствовать вкус детства. Груша была высокой, и чтобы дотянуться до первых зрелых плодов, нужно было вскарабкиваться на пару толстых суков, затем цепляясь за тонкие ветки, тянуться к заветному плоду, рискуя обломить поддерживающую тебя ветку и шлёпнуться вниз. В реальной жизни такого не случилось, зато постоянно происходило во сне. Обычно он с полётной лёгкостью взбирался на самую верхушку груши, легко преодолевая силу тяготенья , прыгая с ветки на ветку, словно мартышка в зоопарке. И вот на семиметровой высоте, находил самый спелый плод, он чувствовал его запах, видел золотистую, желтеющую кожицу, с лёгким медово-коричневым пятном, свидетельствовавшем о высшей степени спелости, ещё немного и такая груша упадёт сорванная ветром и падая будет биться об ветви, травмируя свою нежную кожуру и разогнавшись в падении, с глухим стуком шмякнется об землю, невольно подпрыгнув по инерции , разбрызгивая в стороны сладкий сок с кусочками бежевой мякоти и откатится в сторону, обречённо застыв на месте. Муравьи, из ближайшего муравейника засуетятся, предчувствуя сладкую добычу. Но нет Игнат не даст этой груше упасть, он тянется к ветке, предательски качающейся от ветра, пытаясь её подтянуть к себе, ещё несколько миллиметров и он схватится за ближайший листок и если тот выдержит, он за него потянет и ветвь изогнётся, и согнув её сильнее он дотянется до заветной груши. Уже вспотели ладони, а лист взметнуло ветром, он тянется снова, , ослабив левую руку, ухватившуюся за сухой сук, и тут он трещит, ломается, Игнат машет руками, пытаясь за что ни будь схватиться, но всё рвётся и он летит в низ, плашмя, спиной… И вдруг резкая , острая боль пронзает весь его позвоночник, судорогой отдаёт в ноги. И он просыпается, облегченно догадавшись, что это всего лишь сон. Видимо во сне растягиваются какие-то мышцы, позвонковые связки, раздвигаются метафизарные хрящи, отсюда эта пронизывающая боль.
Но время прошло, он вырос, те сны прекратились, а как бы он хотел снова их увидеть, ну хоть второй с грушей! И вот сегодня случилось чудо, и ему приснился первый сон с косогором, конца которому он ещё ни разу не увидел, и сегодня надеялся досмотреть его до конца. Поэтому и лежал закрыв глаза, уговаривая себя ухватиться за ниточку сна, хоть мозг разбуженный позвякиванием ложки на кухне, уже заработал отчётливо напоминая, что Игнат опаздывает на работу.
Глава 2
Игнат гордился своим именем, веяло от него чем-то былинным, глухой стариной, оно было под стать его работе. Так детей называли в последний раз лет сто пятьдесят назад, имя сохранилось лишь на страницах классической литературы, в церковных святцах, да фамилиях людей, чьи предки носили это имя. Что сподвигло его родителей выбрать такое имя он не знал, ему об этом не говорили, и всячески скрывали, шутливо увиливая в сторону, отговариваясь типичной фразой, «увидели в святцах и назвали, имя понравилось» но именины отделяло от дня рождения почти полгода , это надо весь календарь просмотреть и не найти какого ни будь другого имени. Ежедневно церковью празднуется день памяти десятка святых, а то и более, это почти две тысячи имён до его дня рождения, их все нужно перечитать, прикинуть, подходит ли оно ребёнку, и наконец добраться до Святого Игнатия. И всё таки он не мог представить себя с другим именем, вот фамилия ему казалась весьма странной, аляповатой , но фамилию, её не выбирают, зато имя даётся не просто так. Он выяснил, что среди его предков не было никого с таким именем, фамилию Игнатов, Игнатьев, Игнатищев наконец, никто не носил. Для этого он объехал всех ещё оставшихся в живых престарелых родственниц, как мужской, так и с материнской стороны. И даже иконки его святого в семье не было, пока он сам не купил её на антикварном рынке. Прикупил случайно, когда они в порядке принудительной очереди, делали шмон на антикварном рынке, дабы отловить продавцов археологических древностей, этого поставленного внезакона вида торговли. Теперь с этим строго, и каждые выходные институт отряжает пару лаборантов в помощь полиции, или вернее археологам придаётся полицейский патруль. Стражи правопорядка держаться на расстоянии, их ушлые антиквары либо знают, либо легко вычисляют, даже если те переодеты в гражданскую одежду, даже если отпустили неположенные по уставу бороды. Нет у полиции блеска в глазах, когда они держат в руке ржавый наконечник, или зелёную монету, есть только сплошной формализм, да и знаний не хватает. Так, что менты за коллекционеров не сходят, не могут втереться в доверие. Поэтому используют молодых археологов только, что из института, не нанюхавшихся ещё пыли раскопов, которым всё в диковинку, но базисные знания уже есть. Профессорам от археологии, зачастую тоже теряют блеск в глазах, а те, что ещё не потеряли блеска, не могут сдержать, блеск возмущения, при виде артефакта проходящего мимо их организации, здесь всё старинное должно принадлежать им и только им. Коллекционеры тоже так считают, но допускают досадное нахождение заветного предмета в чужой коллекции, а эти и мысли такой не допускают, всё принадлежит им. Это их, и выдаёт перед антикварами, тем более, что торговцы тоже не лыком шиты, они быстро находят пути сбыта, всевозможные окольные пути. Даже если они поверили тебе, хоть на все сто процентов, то подсунут заведомый фальшак, сто процентный новодел, и если их взять с поличным на этой стадии, они лишь умильно разведут руками.
- А в чем моя вина начальник? Торговать археологическим антиквариатом запрещено?
- Запрещено.
- Срок в десять лет положен?
-Положен.
-Так, зачем же мне нарушать закон? У меня всё новое, в соседней кузнеце выкованное, кислотами и солями состаренное, гальванопластикой копированное.
- Так ты вводишь покупателей в заблуждение!- возмущается следователь.
- Нет начальник, раз археологию продавать запрещено, то и покупатель должен понимать, что в обороте у нас только домашний антиквариат , либо новодел. Всем это известно, и я никого не обманываю. Где вы видели, чтобы скифский наконечник, хранился в семье как родовая реликвия и передавался из поколения в поколение? У меня он либо новый, либо никакой. Всё это просто сувенирка.
Взять торговца недостаточно, нужно проследить путь от загребущих рук копателя до, торговца, и даже коллекционера. Для этого и нужны молодые археологи, работающие за мизерную зарплату, за идею, полных энтузиазма, они всё вынюхают, уговорят торговца развернуть заветные свёртки, погладить заветный артефакт, иногда даже купить его, чаще нарваться на подделку, чтобы выйти на добытчика , на грабителя и сцапать его с поличным, напросившись с ним на коп. Но и те имеют свои хитрости. Их голыми руками не возьмёшь.
Многие из знакомых Игната погорели , вот Лёшка накрыл большую партию ценностей, тысяч двадцать монет, выдаваемых за клад. А на поверку оказался пшик, экспертизу потратили пол институтского бюджета, и хоть бы одна монета старше пяти лет…
Торговцев иконами они не трогали, ведь всем понятно, что классическая икона не может принадлежать к археологическим артефактам, ни одна доска не удержит иконный левкас, пролежи она хоть полгода в земле, неизбежно произойдёт разрушение. Поэтому патруль лишь бегло просматривал металлопластику, на предмет выкопанного из земли. Но здесь современные методы реставрации не оставляли им шансов. Все каверны полученные от нахождения в грунте легко устранялись новым методом точечной гальванопластики, отвратительная патина, тоже легко удалялась. Вообще методы подпольной реставрации постоянно совершенствовались, потому как реставраторы –дилетанты горели своим делом, они смело экспериментировали, воровали наработки музейных реставраторов, переводили англоязычную литературу, привозили из-за бугра реактивы и оборудование, переманивали самых талантливых из музеев. Поэтому следы реставрации не были заметны, и без дорогостоящей экспертизы, не скажешь была ли это меднолитая икона в земле или нет.
Вообще работа археологического патруля с каждым годом становилась сложнее и опаснее. Уже были жертвы, имена трёх сотрудников внесли в список погибших при исполнении служебных обязанностей. Одного так и нашли со вспоротым брюхом, набитым осколками керамики, ржавыми кованными гвоздями, истертыми медными монетами и с запиской: «Находки старше ста лет,- подлежат сдаче государству»
Мама всегда плакала, провожая Игната на задание, а когда он перестал её об этом уведомлять, она всё равно плакала, прекрасно зная что антикварные рынки работают по выходным, и чтобы попасть туда нужно вставать затемно. На рассвете был самый торг. Перекупщики закупались у поставщиков, чтобы потом в тридорога перепродать коллекционерам, последние сами пытались выходить на поставщиков, чтобы дешевле приобрести, или не упустить лакомую вещицу. Традиция ранней торговли велась со времён Сухаревского рынка, со времён сгоревшей Москвы, когда по темноте сбывалось краденное. Так и здесь, времена меняются, а нравы остаются.
Игнат привычно скользил взглядом по разложенному товару, всё было обыденно. Разное барахлишко в виде серебренных и посеребрённых перстней, с полудрагоценными камнями, на которые так падки юные девицы, не познавшие жизни и дамы познавшие её с лихвой. Штопоры с отслаивающимся никелем, индийские и китайские вазочки, машинки, памятные значки и медальки, тяжеловесный хрусталь, несколько крестиков и иудейская побрякушка, игральные кости, любительская чеканка, неработающие часы, вилки, кузнецовский фарфор с щербинками, гнутый подсвечник, тройка бразильских монет, две китайских, раковина из Ялты. В общем ничего необычного для Блошиного рынка, вещам от пятидесяти до ста лет, все они домашнего хранения, ничего противозаконного, если не краденные. Под статью «незаконный сбыт археологических предметов» не подходят.
Бабушка на соседнем месте выставляла советские фарфоровые статуэтки, на прилавке было их огромное разнообразие, странно но благодаря энтузиастам их сохранилось много, по ним были выпущены красочные каталоги, где каждый экземпляр разбирался не только по форме, но и по оттенку краски, не говоря ужи о цветовых разновидностях. Статуэткам было уже под сотню лет, а они стояли как новенькие. Этим собирателям повезло, их хобби не перешло дороги археологии. С собирателями археологической старины всё сложнее, когда-то и они выпускали каталоги, систематизируя находки, археологи имели их в своих библиотеках, пользуясь как справочным материалом, ведь ничего подобного выпустить не могли, просто не хотели. Затем поступил запрет и работы коллекционеров стали копироваться проникать в скудную археологическую литературу, и выдаваться за достижение археологов.
- Странные эти собиратели, - подумалось Игнату, глядя на седовласую, суетливую старушку, заботливо распаковывающую товар. И тут, что-то заставило его обернуться назад, на то место, где он только, что прошел. Какая-то тёмная доска тускло сверкнула забитой копотью позолотой. Он подошел ближе, это была истёртая иконка. С отслаивающимся левкасом.
- Игнатий Богоносец,- почти безразлично произнёс антиквар, не ожидая от Игната заинтересованности. Он прекрасно знал, что коллекционеры икон, намётанным взглядом увидят икону, даже в куче всякого «хлама». Приметят только своё, брошки, перстни и фарфор они и не заметят. Тоже самое сделает и фалерист, и нумизмат и филокартист, на прилавке, каждый видит только своё. Издалека, с нескольких десятков шагов, из-за поворота. А раз Игнат прошел и не присмотрелся к иконе сразу, значит он человек в этой области посторонний, он не будет вынимать последние кровные, лишь бы купить. Вероятность покупки равна нулю. Есть правда такие посетители, которые покупают всё, или почти всё, но это скорее дизайнеры или оформители своего жилья или дачи, чаще женщины. Они долго стоят у прилавка, долго перебирают предметы, прикидывая подойдут ли вон те чашечки к группе других уже стоящих в серванте, а этот подсвечник прекрасно будет смотреться на каминной полке, а перстень под стать паре серёжек. купленных в прошлый раз.
-Ах какая вилочка! Она мне собственно не нужна, но она такая милая!- думает такая барышня.
Глядя на изумлённо стоящего Игната, продавец пояснил.
- Девятнадцатый век, сусальное золото, двойник, видите серебро местами проступает? Палех, ковчег, слегка имеется отслойка левкаса… Шпонка врезная.
Игнат сейчас жалел, что им в институте почти не преподавали основы иконописи, прошлись по этой теме вскользь, во время курса «Всеобщей истории искусств» . Лучше бы двухгодичные «Юридические основы археологии», хоть на полгода сократили, в пользу «Основ иконописи», впервые с досадой подумал он. Ибо с трудом и не полностью, разобрал тарабарщину продавца.
- Уж не подделка ли это?- пронеслось у него в мозгу. – Сейчас всё, что угодно могут подделать!
- Новодел?- испытывающе спросил он торговца.
Тот самодовольно с ноткой возмущения хмыкнул.
-Взгляните, на этот фон, на эту чеканку. На эту игру пуансонов! Чтобы так уметь, нужно этим заниматься с детства и тогда годам к двадцати пяти, тридцати, достигните такого совершенства. И это по десять, двенадцать часов работы в день! А всмотритесь в эти уверенные движки личника! На эту изумительную разделку одежды! Эта икона прошла десяток мастеров и каждый был ответственен за одну операцию, даже надпись делал отдельный человек. Такие иконы подделать почти невозможно! Хоть тенденция к этому имеется.
Игнат внимательно посмотрел на надпись, читать церковно-славянскую вязь, его научили в институте и сейчас он был благодарен за это. Так и есть Святой Игнатий Богоносец.
- Сколько?- спросил Игнат, ощущая, как колотится его сердце.
Все пять лет ему вдалбливали, что российский археолог не может быть коллекционером, что это пагуба, что для науки достаточно научиться работать с музейными фондами, до сих пор не систематизированными, что всё необходимое для исследований ему даст государство. Что тяга собирательства, это уже первый шаг к воровству находок с раскопов. Поэтому из института все они выходили причесанными под одну гребёнку, у всех была уничтожена детская привычка подбирать интересные вещи и тащить их домой, если они что и собирали, то современные китайские гаджеты. Ведь не будет же крестьянин выращивающий картошку, коллекционировать выращенные клубни! Это лишено смысла.
Но сейчас его сердце колотилось, ожидая ответа. Ему хотелось иметь эту иконку. И он старался себя уверить, что это образ его святого, которого так и не появилось у них в доме. Что это словно удобная старинная отвёртка или молоток, которыми приятно пользоваться по прямому назначению. Так и икона, можно молиться и перед современной, бумажной, но старинная благообразнее.
Сердце колотилось, а продавец внимательно изучал Игната, желая понять его, в нём боролись две силы, одна хотела максимального барыша, другая опасалась упустить первого покупателя. Тем более, что икона залежалась, требовала реставрации и левкас отслаивался прямо на глазах, не выдерживая резких колебаний температуры и влажности рынка.
И тут он объявил сумму, от которой сердце Игната ёкнуло, остановилось на тысячную долю секунды и бешено забилось от возмущения. Его мизерная зарплата не позволяла делать такие покупки, но икона притягивала его взгляд, она манила к себе.
С ним была определённая сумма денег, выданная на оперативные нужды. С продавцами нелегального не заведёшь знакомств без денег. Но если деньги не потрачены, вечером их нужно сдавать. Хотя нет, деньги можно будет сдать и в понедельник, а до понедельника ещё два дня. И он потянулся к промокшему от пота внутреннему карману.

[kelinfo]

Глава 3

Сказать, что он ни о чём не жалел, купив эту икону, было бы неверно, конечно жалел.
Почти сразу же, когда отдавал деньги. С тоскливым, щемящим чувством он бродил по рынку, не всматриваясь в продаваемые предметы. Несколько раз, не заметил явно археологические находки. Сто раз обозвал себя, «мягкотелым остолопом», с трудом выдержал, отведённые для патруля четыре часа и пробурчав полицейским , что-то невразумительное, про неудачный, голимый день, отправился восвояси. Постепенно он свыкся с мыслью, что купил интересную вещь, досада на себя утихала и лишь изредка, тонкой иголочкой прокручивалась мысль,- где он возьмёт деньги, чтобы покрыть растрату? В понедельник будет получка, по прикидкам нужно почти столько-же или чуть больше, часть у него была в копилке, на новый планшет, часть можно занять у Сергея, родители подкормят в течение месяца. Оставалось не так много, но и не мало. Возникала необходимость, что-то продать. Но что?
Дома он поставил икону на шкаф, аккуратно освободив её от упаковки. Полюбовался с минуту из далека, потом снова снял и осмотрел повреждения, требовавшие реставрации. До этого нужно было хранить образ горизонтально, и он достав картонную коробку, положил её на дно.
- Её ещё и реставрировать нужно, - кольнула предательская мысль.- Ещё денег нужно отвалить.
Но то, что икона ему нравилась, и была довольно хорошего письма, к тому-же его святого, это успокаивало, икона по прежнему манила его, он был рад, что стал её владельцем.
Среди его знакомых не было реставраторов икон, были реставраторы металлических вещей, но это по работе, к тому-же это были специалисты первого звена, в задачи которых входило освободить предмет от основных наслоений, зафиксировать его, подготовить к фотографированию и зарисовке, и передать в запасники, где вещь дожидалась рук реставратора второго звена, нещадно при этом коррозируя. Но через знакомых можно было выйти и на спецов по иконам, профессиональные круги узки, все как обычно, друг друга знают.
Теперь его мучал немаловажный вопрос, что он может продать, чтобы покрыть возникающую разницу. Он стал перебирать разные электронные штучки, накопившиеся у него, но всё было устаревшим и большой ценности не представляло. Мир интернета был переполнен подобным хламом и продать, что либо за один день было невозможно.
Жизнь электроники молниеносна, она опережает жизнь других предметов в десятки раз. Чтобы монета стала старинной, нужно столетие, чтобы гаджет стал старинным, нужно двадцать лет. Чтобы монета стала старой, нужно двадцать лет, чтобы гаджет стал старым, нужно два месяца. А его компьютеризированные помощники не обновлялись вот уже три года, они так и зависли между старостью и старинностью. Вот если бы для такого старья появились свои коллекционеры, но нет вкладывать средства в рухлядь ни кото не собирался, уж больно непредсказуем этот сегмент рынка.
Тем не менее Игнат выложил фото продаваемого в интернет, приложив ко всему сохранившегося с детства дедушкиного солдатика и отцову армейскую пряжку. Спустя час, пришло сообщение с советом,- спихнуть солдатика и прягу на блошином рынке, с ориентировочной ценой, а гаджеты засунуть туда, где они спустя годы , претерпев временную метаморфозу, превратятся в антиквариат.
В воскресенье работал всё тот-же блошиный рынок и Игнат решил совместить служебные интересы с личными. Служебные обязанности в тот день, он исполнял спустя рукава, денег на оперативные нужды не было, поэтому личный мотив преобладал. Перекупщики, к которым он обращался ,не давали даже минимально приемлемой цены, поэтому он переходил от прилавка к прилавку, предлагая солдатика и пряжку. Продавец иконы весело с ним поздоровался, хищно прищурив глаза, но Игнат не стал предлагать ему свой товар, тем более, что денег за него получалось мало, к тому-же он боялся насмешки, потому как тот сразу поймёт, что он остался на мели. Благо он прихватил ещё и ботанический атлас 1869 года, на немецком языке, его он нашел на помойке, ещё в школьном возрасте, разглядев среди глянцевых, бульварных романов. Кто-то избавлялся от наследства. Атлас сразу бросался в глаза, своей потрёпанной коричневой кожей, с глубоко оттиснутыми золотыми буквами в готическом стиле. Он целый вечер разглядывал гравюры, по латинским названиям пытался определить растения, пользуясь поисковиком из интернета. Потом этот том занял почётное место на полке, где уже красовался родовой альбом со старинными фотографиями, несколько дореволюционных книг доставшихся от бабушки, и труды Кастомарова в роскошном переплёте. И теперь он пытался продать эту книгу, эту частичку юности, юности ещё полной надежд, стремления стать археологом, спасать историческое наследие от уничтожения, и разрушения. Но на поверку оказалось, что миром правят деньги, с деньгами всё легко сносится, легко уменьшается площадь раскопа, или увеличивается наоборот, толщина археологических слоёв уменьшается, ничего архиважного не обнаруживается, при помощи чистого песка легко имитируется материковый слой, хоть ниже лежало ещё несколько метров культурного слоя, скорость раскопок увеличивается, дабы не мешать экскаватору, часть грунта снимается им-же . И все ценные находки которые он призван спасать, вывозятся на свалку, где давятся гусеницами бульдозеров, перемешиваются с современным мусором, переоткладываются, вырываются из контекста, как любили говорить профессора про находки черных копателей. Борьба именно с ними и поставлена во главу угла, борьба беспощадная, с применением двойных стандартов. Строительная компания может легко уничтожить тысячи предметов пятнадцатого века, перемолоть кости старого кладбища, они патриоты и молодцы, а копатель нашедший старую монету, преступник, подлежащий изоляции от общества. Вернее общество должно быть изолированно от него, а то не дай бог заразит кого инфекционной болезнью собирательства.
В одном месте предложили купить атлас, но как-то подозрительно глядели висящие вокруг рамочки с книжными гравюрами, и Игнат отказал.
- Что ты нам ерунду предлагаешь, - сказали в другом месте, - Ты нам лет на триста постарее предложи.
-Чего?- недоуменно спросил Игнат.
- Чего, чего - копанину всякую. Монеты.
Так он бродил без особой пользы, целый час, предлагаемые варианты его не устраивали. Книга ,была его весомым аргументом, его наивысшем козырем, но все старательно пытались разуверить его в этом. Переходя с места на место, он даже не заметил, что за ним уже минут десять ходит девушка в простеньких, старомодных очках и когда он раскрывает книгу, она заглядывает ему через плечо, приподнимаясь при этом на цыпочки. Очки при этом чуть, чуть сбиваются на бок, взгляд бегает по строчкам, пытаясь уловить суть. Когда Игнат отходит от прилавка, девушка терзается сомнением, явно пытается заговорить, но не решается, и так переходит следом, к очередному лотку. Игнат долгое время не замечал её, в чем нет ничего удивительного, в этой толчее сотни людей двигаются синхронно, подходят к прилавку осматривают его, кто-то задерживается, перекидываясь парой фраз с продавцом, кто-то сразу переходит на другое место, потоки людей то движутся в одном направлении, то группка посетителей изменяет свою траекторию, и пересекая встречный поток, перемещается на противоположную сторону, или развернувшись возвращается обратно, чтобы ещё раз рассмотреть продаваемый предмет. Всё и вся движется в одном ритме, напоминающем движение волн в тихой бухте, то ускоряясь, то затихая. И не удивительно, что разные люди длительное время идут одним и тем-же курсом, одним ритмом, пока кто ни-будь не будет вырван из всеобщего потока, понравившимся предметом.
Наконец Игнат заметил назойливою последовательницу, и во второй раз обернувшись, спросил.
-Вы, что-то хотели?
Она сглотнула слюну, поправила съехавшие очки и с хрипом выдавила, - Книгу…
Он оценивающе посмотрел на неё и протянул свой раритет. Она тонкими пальцами цепко схватила фолиант, и положив его на пустующий прилавок, стала осторожно перелистывать страницы. Иногда она возвращалась назад, перечитывала текст, очки окончательно съехали на бок, на щеках крупными пятнами выступил румянец.
- Страшненькая, - про себя подумал Игнат.
Наконец она, нехотя закрыла книгу, тонки пальцы нежно погладили переплёт.
-Сколько?- спёртым голосом спросила она.
Игнат не знал, что ответить, девушке явно нужна была эта книга, ему не меньше нужны были деньги. Он вздохнул, почесал лоб, сейчас он меньше всего хотел походить на барыгу, поэтому заволновался и секунду помолчав, скомкано и сбивчиво стал объяснять.
-Понимаете, я никогда не продал бы её, но просто сейчас мне очень нужны деньги… просто сумма значительная и мне негде её взять. Боюсь, что будет дороговато…
- Сколько?- нетерпеливо переспросила она.
Он вздохнул, и решился, понимая, что солдатика и пряжку ему не продать, за приемлемую сумму. Тогда он назвал свою цену.
Пятна румянца увеличились на её щеках, скулы судорожно заиграли мышцами.
-Но у меня нет такой суммы,- чуть слышно сказала она.
Игнат облегченно вздохнул, ему уже не хотелось продавать атлас , особенно ей, особенно дорого. Но она подумав, повторила.
-У меня нет такой суммы, с собой… Дома есть.
- У вас нет с собой карточки?- удивился Игнат.
-У меня её вообще нет, в прошлом году украли, теперь я пользуюсь только наличными.
- Но это-же, неудобно!
- Ну почему? Я трачу деньги только здесь, а тут принимают наличные, и даже валюту, не смотря на угрозу наказания,- прошептала она.
Игнат вспомнил, что за нелицензионное использование валюты, грозил серьёзный штраф, вплоть до уголовки. Но и это не останавливало деляг. Банки давно подгребли под себя все валютные операции, подгребли на государственном уровне, с поправками в уголовный кодекс. Государство давно поддерживало интересы чиновников и корпораций. По чьи-то интересы принимались законы, поправки или всё отменялось. Вся махина исполнительной власти следила за соблюдением законодательства, со всей своей беспощадностью.
Игнату вдруг подумалось, что он тоже винтик в этом механизме власти, винтик слепой и бездушный.
- Ну, что мы будем делать?- спросил он, глупо улыбаясь.
-Можно встретиться в следующие выходные, я буду здесь.- ответила она.
- Да, но деньги мне нужны завтра.
- Тогда вам придётся поехать со мной…
Он надул щёки, собираясь громко выдохнуть, меньше всего ему хотелось, сейчас тащиться на другой конец города или не дай бог в пригород.
Заметив его реакцию. Она торопливо зачастила.
- А хотите, я вам деньги привезу прямо к дому?- чувствовалось, что она боится упустить книгу, и опасается, что он передумает.
Ему же хотелось, побыстрее покончить с этим делом.
- Вы где живёте?
- В сокольниках…
- Ну так это недалеко и даже почти мне по пути.- облегчённо воскликнул он.
Всё вроде складывалось, лучшим образом. Она радостно затараторила, пытаясь рассеять возникшую было напряженность.
- Понимаете, я большие суммы даже сюда не ношу, здесь столько карманников! Но здесь многие меня знают, и откладывают товар или дают в долг..
- Нуда,- подумалось ему,- Большие суммы … Держи карман шире…- и он осмотрел её простую и практичную одежду, к тому-же самую дешевую, которую только можно найти. Ничего не выделяло её из серой толпы.
- На личном фронте у неё явные проблемы,- подумал Игнат, ещё раз внимательно осмотрев её.
- Меня Настя зовут, - словно почувствовав, что-то отозвалась она.
- Ну вот, начинается,- подумал Игнат, и ту-же спохватившись, представился.
- Если вы не против, то у меня здесь ещё пара дел… Может подождёте меня, хоть вот тут на скамейке?
- Хочет улизнуть!- испугано подумал Игнат.
- Да я с вами пройдусь, если не помешаю.- Ответил он с заискивающей улыбкой.
- Почти не помешаете.- улыбнулась Настя,- Тогда нам туда…
Они свернули под длинный навес с сумрачными рядами прилавков, место было непроходным, почти без посетителей, поэтому и торговцев, там было немного.
Для приличия он отстал на десяток шагов и с любопытством наблюдал, как она приветливо здоровается, как перебирает, какие-то листки, перелистывает книги, копается в свёртках. Почти всегда она с сожалением отодвигала просмотренное, изредка бросая косые взгляды на Игната или вернее на его зажатую локтём книгу.
- Неужели такое бывает? Женщина-коллекционер!- подумал он, вспоминая заносчивые суждения одного собирателя, тот уверял, что женщины могут коллекционировать только меха, брюлики и богатых мужчин. Но у того видимо имелся собственный негативный опыт. Игнат вначале этому верил, видя преобладание мужского населения на антикварно-блошиных рынках. Сейчас ему вспомнилась вчерашняя продавщица фарфора, заботливо переставляющая статуэтки, она явно любовалась этими вещами, заботливо расставляла их, чтобы они смотрелись не только выигрышно, но и гармонично, простой торговой необходимостью её действия не объяснишь. И вот сейчас эта Настя, она явно не новичок на этом рынке, странная она какая-то, не от мира сего.

[kelinfo]

Глава 4
Недалеко от Яузы высилась серая громадина её дома, построенный без малого сто лет назад, он впитал все черты того страшного времени, своими простыми полуколоннами напоминая внешние черты полувоенного френча. А ровная, слегка фактурная, штукатурка по цвету соответствовала, тому-же виду одежды, взятому с черно-белой фотографии. И даже круглые окна, под самой крышей, были расчерчены звёздчатыми переплётами рам, напоминая пуговицы накладных карманов. Домой она не пригласила, попросив подождать её на детской площадке, которая после засилия хлипкого пластика, выделялась своей металлической добротностью и простотой. Игнат сел на скрипучие качели и стал тихо раскачиваться, стараясь выбрать такую амплитуду движения, чтобы качели издавали как можно меньше визга. Вскоре вышла она. Смущенно поправляя очки, сказала.
- Знаете Игнат, мне не хватает двухсот рублей. Те покупки оказались несколько дороже, чем я предполагала.
- Типичный ход, ушлого покупателя, пытающегося сбросить цену,- подумалось Игнату.
- Но я в ближайшие дни верну недостающее, - спохватилась она, глядя на книгу.
- Если вы мне доверяете, то мы могли бы договориться о встрече… А сейчас завершить сделку… Если вы конечно доверяете незнакомым людям…- продолжила она, суетливо тараторя.
Незнакомым людям он не доверял, его столько раз обманывали, даже очень знакомые люди. Особенно по работе, ему несколько раз не заплатили зарплаты, за летние экспедиции, регулярно урезали отработанные часы, обсчитывали, он сидел внеурочно за мытьём керамики, выполняя не свои обязанности, ночами писал отчеты и статьи, в которых его имя не упоминалось. Он сбивал себе руки об неудобные , самые дешевые лопаты, работал в нарушение всех техник безопасности, прекрасно осознавая , что случись страшное, ему никаких компенсаций не светит. Зимой мёрзнул, летом глотал пыль, питался чем придётся. Но дела не бросал, потому как не представлял себя на другом месте. Да и с работой в стране было не густо, начальство этим и пользовалось.
И сейчас его могли кинуть, на эти несчастные двести рублей. Благо сумма не очень большая, и погоды в общей массе почти не составляет. Но терять её тоже не хотелось, тем более, что предвиделся голодный месяц. Но выбора не было и он согласился. Отдал книгу, пересчитал деньги, взял номер телефона. Теперь важно, чтобы вовремя перечислили зарплату.
С утра он зашел в Банк, денег на карте не было.
- Чёрт, если у меня нет, то и у Серёги тоже , нет денег.
У родителей, спрашивать было бесполезно, отец работая охранником, получал мало, из-за постоянных происшествий, случавшихся в его смену. Но за работу держался, боясь не найти нового места. Мама была под постоянной угрозой сокращения. Как они умудрились оплатить его учебу в институте, было загадкой.
- Когда-же я пробьюсь к кормушке?- подумал Игнат рассматривая новый мерс, на служебной стоянке. Он прекрасно знал, что к кормушке допускают только своих, зачастую по национальному признаку. Некоторые проработав в археологии пару лет уже выбрались в администраторы, заведовали мелкими денежными потоками, и робко въезжали во двор на первых подержанных автомобилях. Избранные, отработавшие десяток лет, меняли машины пару раз в год, имели особняки с лифтами, для них принимались законы в госдуме. Всё было подведено к тому, чтобы дачник на своём участке не мог вырыть выгребной ямы, и посадить яблоню, без разрешения археологов. Чтобы получить разрешение, нужно проплатить. При строительстве домика раскоп был во весь периметр строения, не зависимо от места, пусть домик строился посреди голого поля или на месте вырубленного леса, где гумусный слой был полтора штыка лопаты. За самочинное повреждение культурного слоя, полагался крупный штраф, а то и отсидка. Этот же закон вводил нормы площади раскопа. Дом площадью сто квадратных метров, имел такой-же раскоп, дом в пятьсот метров, имел раскоп в сто квадратных метров, стройплощадка в гектар имела всё те-же раскопачные площади, лишь для строек площадью в десять тысяч квадратных метров ввели увеличение раскопа до ста пятидесяти квадратов.
Замахиваться на весь периметр огромных строек, чиновники от археологии и не собирались, прекрасно зная, что это не пройдёт через думу, где строительные компании имели своих, прикормленных депутатов. В обход этого археологи стали хитрить, затягивая свои работы, тогда от них стали откупаться, вот отсюда и появилась дополнительная кормушка. В итоге деньги археологам платили не за проведение изысканий, а за то, чтобы они ничего существенного не нашли. Для этого участок раскопа отводили в заведомо безнадёжном месте, с тонким культурным слое, пробитым советским перекопом. Тогда раскоп делался за несколько дней, « балласт» с переотложенными историческим артефактами, срывался специальным экскаватором, ковш которого не имел зубьев, а компьютер позволял выдерживать точный горизонт, археологам лишь оставалось дозачистить стенки и сделать фото. Такие методы докатились даже до Великого Новгорода.
- В каком-же году был принят этот закон?- стал вспоминать Игнат. Мелькнул образ преподавателя Юридических основ археологической деятельности, читающего лекцию.
Девять лет назад, и тут его осенило. Пять лет института, и три года работы по специальности, итого восемь. Он вспомнил, как за год до окончания школы, родители завели с ним разговор.
Начал отец, загадочно переглянувшись с матерью.
- Ну сын, у тебя выпускной класс, кем хочешь быть?
Игнат ещё об этом не задумывался, он просто учился, вечером приходя из школы, включал компьютер и рубился в разные стрелялки, предпочитая исторических персонажей. Воевал он и в разные танчики, благодаря этой игре в совершенстве изучил технику времён второй мировой войны. И если на уроке истории проходили Великую отечественную, неизменно получал высший бал, вкручивая в ответ подробности тех или иных танковых или воздушных сражений, описывая действия ассов. Все его знания были теоретическими. Хоть был один эпизод, которого он стыдился.
Как-то отец взял его на рыбалку, с ними поехал брат отца, дядя Семён, ехали с ночевкой, и когда забравшись в самую глушь, дядя вместо удочек достал из чехла металлоискатель и стал ходить с ним по близлежащему холму, на котором когда-то была деревня, они с отцом тоже стали ходить рядом. Место было выбрано неслучайно, дядя Семён бывал тут и раньше. Действовал он с кучей предосторожностей, загодя велев отключить все сотовые , и вынуть из них батарейки, за пять километров , одел на номера машины, тёмные полиэтиленовые пакеты. И радовался тому, что идёт дождь, меньше посторонних глаз, которые могут увидеть и стукануть, ведь за донос полагалось вознаграждение. Сначала Игнат не понимал, для чего всё так секретно, а потом понял, изучая Юридические основы, в те годы за металлопоиск уже полагался тюремный срок. В тот день они все забыли про рыбалку, особенно когда появилась первая монета, после чего все пытались отобрать у дяди Семёна металлоискатель. Игнату в тот день везло, пара монет до сих пор валялась у него в ящике компьютерного стола. Когда их поход закончился, отец и дядя взяли с него клятву, что он никому не расскажет про этот день. Он клятву сдержал и даже заполняя подробную анкету при поступлении в институт, в графе «знаете ли вы людей занимающихся металлопоиском», поставил прочерк.
Дядя Семён так и не бросил своего увлечения, несколько раз Игнат видел в его машине расстёгнутый чехол откуда помимо удилищ, торчали подозрительные провода и трубки. Как-то он застал его жену , тётю Олю разговаривающей на кухне с мамой. Она постоянно всхлипывывая рассказывала.
- Он кобель каждые выходные, якобы на рыбалку мотается, а рыбу мне подсовывает из супермаркета, то щуку полутухлую, то судака, то карпа живого, и вся рыба у него одного размера. А плотву, ёршика, пескарика наконец ни разу не привозил… Такого в жизни не бывает, на рыбалке и окунь, и карась может попасться и все разные, а тут как близнецы братья. Гуляет кобель на стороне. Уж я его выслежу.
Игнат тогда про себя посмеялся, но выгораживать дядю не стал, над ним висела клятва. Странно, что тот не рассказал жене про своё хобби. Игнат припомнил изучаемые сталинские времена, когда мужья скрывали от жен не только свои действия но и свои мысли. Но сразу-же отмахнулся от этой параллели, у них такого быть не могло. Тихо ушел он в свою комнату, надвинул наушники и нажал кнопку компьютера.
Так вот пять плюс три, итого восемь. Опять этот нудный разговор на кухне,тогда родители грамотно обсуждая профессии , оценивая их достоинства и недостатки, подвели его к единственному беспроигрышному для него выбору, словно других достойных вариантов и не было. Только в историки, а лучше всего в археологию. Это-же романтика! Открывать неизведанное, словно патологоанатом вскрывать пласты человеческой истории, только с меньшей степенью брезгливости. После беседы он несколько дней взвешивал, прикидывал и усиленно нажал на историю, скачав исторических игрушек. Только сейчас он понял, почему они тогда затронули эту тему, как раз вышел этот закон, обещавший массу работы, и хорошие перспективы. Археологов сразу потребовалось много, Игнат даже попал под расширенный в три раза набор, в институт брали всех, имевших хорошую анкету. Но надежды родителей не оправдались, работы было много, а перспектив никаких.
Денег у Сергея не было, он был на такой-же должности, что и Игнат, но всё же кое что он выделил. В этот день Игнат занимался археологическим отчетом, сводил чертежи профилей, с фотографиями, он уже давно научился чертить по фотографиям, хоть полагалось в ручную. А что чертить, если Игнату доставались пахотные поля, представлявшие в разрезе сплошную черту, с редкими следами глубоко проникающих борозд, ни керамики, ни битого кирпича, линз песка или глины, ни крошки извести. Находки редкие, случайные, иногда даже приходилось перебрасывать керамику с других объектов, благо её полно в соседнем мусорном ведре. Ещё сегодня нужно было сдать отчет о полицейском рейде , отчет предоставлялся в трёх экземплярах, один вышестоящему руководству, другой в управление полиции, третий в археологический отдел ФСБ. Печатался один отчет, но в трёх экземплярах, далее он прошивался, подписывался сдавался руководству, а уж оно отправляло его со специальным курьером в соответствующие инстанции. Курьер нужен для того, чтобы до отчетов не добрались хакеры, житья от которых совсем не стало. Печатался он на специальном компьютере, не связанным с сетью, и используемым как печатная машинка, стоял он в особой комнате, доступ к которой был по специальным разовым пропускам. После завершения работы, текст автоматически стирался. К первому экземпляру отчета нужно было приложить неиспользованные деньги. А денег не было. Задержка отчета, было уже происшествием, тщательно расследуемым. Игнат несколько раз листал сообщения, пытаясь найти пополнение баланса карточки, но деньги не поступали. Он звонил в бухгалтерию, где ему сухо сказали ,- Ждите. Он бегал в банкомат, проверял баланс, тот был почти нулевым в итоге он снял и этот жалкий остаток и пересчитал деньги. Денег было мало.
Во второй половине дня, его вызвал по селектору Борис Моисеевич, вернее Боря, Игнатов однокурсник, перешагнувший две ступени карьерной лестницы.
-Игнат, на рынке был?
-Да.
-Где отчет?
-Я сейчас чертежи профилей отбеливаю…Как закончу, сделаю отчет.
-Игнат, ты прекрасно знаешь, что тот самый отчет важнее твоего археологического, с дачного посёлка «Зоря». Ну подождёт этот Василий Иванович ещё две недели, разрешения на строительство, ну и шут с ним…- В голосе Бориса Моисеевича звучали металлические нотки.
- Хорошо, сейчас схожу за пропуском.
- Давай, у тебя сорок минут. Курьер уже вызван.
- Слушаюсь господин начальник,- язвительно заметил Игнат, он старательно не называл Бориса по имени отчеству, чего требовала внутренняя субординация и сам Борис, но не мог Игнат себя пересилить, и обращался словно к чему-то неопределённому.
-Нужно подложить какую ни будь неучтённую находку, словно я её купил,- принял решение Игнат. Тогда можно объяснить недостачу средств. Он покопался в пластиковом лотке, застеленном фильтровальной бумагой, на боку красовалась этикетка « Заря уч. № 4» Но там было только пара фрагментов поливной керамики, да железная пряжка от недоуздка, эти предметы явно не тянули на истраченную сумму денег. А воровать из чужих лотков, грех, тем более, что везде камеры слежения, скрывать можно было только свои мысли. Оставались лишь монеты найденные с дядей Семёном, он были в патине, без следов реставрации, одна монета редкая, он сам сверялся по каталогу. На рынок он их не вынес лишь опасаясь осведомителей из числа продавцов, да и патрулировал рынок не только он один, из других археологических организаций тоже организовывали рейды, молодые сотрудники иногда получали прибавку к зарплате, плюс дополнительный отгул, это слегка стимулировало участие в рейдах . Ну и был идейный момент, -раздавить эту гадину раз и навсегда.
Сейчас у него не было выбора и он выскочил из конторы, проверив карточку в банкомате, пробежал до следующего перекрёстка и принялся ловить такси.

[kelinfo]

Глава 5

Игнат всегда поражался способности курьеров расслабляться в самых неподходящих местах, вот и сейчас в пустующем кресле развалился парень в форменной одежде, по виду униформа на нём была гражданской, но Игнат знал, что это военизированное подразделение соответствующих органов.
Борис взял отчеты сунул их в конверты с кодовыми названиями организаций, приклеил пломбы, чиркнул роспись, щелкнул печатью и передавая курьеру, получил от него расписку.
Затем словно нехотя развернул внутренний экземпляр отчета и стал читать. Несколько раз он неопределённо хмыкнул, Игнат не знал, что означают эти восклицания.
-Находки…- роботоподобным голосом потребовал Борис Моисеевич.
Игнат выложил перед ним два пакетика, Борис молча с некоторой брезгливостью пододвинул их к себе, равнодушно взглянул, и щелчком пальца перевернул на другую строну. Затем он смахнул монеты в конверт и пересчитал прилогавшиеся деньги. Выдал Игнату квитанцию в получение материалов и нетерпеливым взмахом руки дал понят, что аудиенция закончена.
Гадливое чувство не оставляло Игната весь вечер, он ощущал, что эта ложь готовит для него ловушку. И чтобы как-то собраться решил взять законный выходной и причитающийся ему отгул. Включив компьютер он зашел в базу данных археологического бюро, выбрал нужные ему даты напротив своей фамилии и отправил запрос. Далее всё решал компьютер, он определял степень загруженности сотрудника, его заслуги, сверхурочные, сроки сдачи отчетов, общее количество отдыхающих в этот день и через полминуты выносил своё вердикт. Сегодня ответа не было в течение пяти минут.
- Странно, наверное завис,- решил Игнат и включил новую игру, рассчитывая проверить почту после прохождения сто двадцать второго уровня.
Письмо оказалось с расплывчатой формулировкой , один выходной ему разрешался, но с требованием не покидать города в связи со следственной необходимостью.
- Наверное монетами заинтересовались в высших инстанциях и с него могут потребовать дополнительных объяснений. Вообще нужно отказываться от этих полицейских мероприятий, отгула не дают, денег не перечислили, куча бумажек, проверок. Черти что… Ещё в отчете он перемудрил, чтобы никого не подставлять, он написал, что купил монеты с рук у незнакомой девушки. Это всё, что он смог придумать на скорую руку. Лучше бы написал, что купил монеты у мужика, их больше на рынке. Постоянный продавец отпадал, при покупке у продавца нужно указывать номер торгового места, и пущенный в разработку он сразу же разоблачит Игната, потом следствие пойдёт параллельными путями, будут подключены дополнительные сотрудники, его слова проверят десятки раз и окончательно загонят в ловушку. Нет, с девушкой проще, продала и исчезла в неизвестном направлении. Агенты, конечно подтвердят, что он общался с девушкой, возможно их путь даже отследят, до Настина дома. Но можно сказать, что была и вторая, с ней он встретился в тёмной галерее, где у торговцев были складские помещения, там не везде работали камеры и поэтому факт покупки мог быть не записан. Чёрт совсем закрутился он с этим делом.
Он уже с утра начал жалеть, что вляпался в эту историю, икона и его святой покровитель словно не хранили его, а толкали к краю бездны. Он достал икону, готовый зашвырнуть её подальше и расплакаться от бессилия, но открыв крышку лишь начал шептать заученную в детстве молитву.
Словно что-то предчувствуя вдруг позвонила Настя, сказал, что готова вернуть деньги, он хотел отказаться, но средств в семье вообще не было и Игнат согласился на встречу. Кроме всего прочего она приглашала его посетить брошенный дом, в поисках старинных вещей. Он вначале не понял, что к чему, но потом догадался. Видимо рассказ Игната о том, как он нашел ботанический атлас, рассказанный во время неловкого молчания в метро, заставил предположить Настю, что и Игнат страстный любитель старины, способный перебороть брезгливость и часами рыться в помойках в поисках выброшенного раритета, а тот атлас просто лежал в стопке книг, он даже не соприкасался с землёй, по нему ещё не пробежали крысы, не помочились алкаши, его только вынесли, и бережно поставили корешком наружу, словно стремясь, чтобы он привлёк внимание. Никуда ехать не хотелось, но ему нужно было развеяться, игрушки не дадут всё взвесить, если же он будет лежать и думать, то родители заподозрят неладное. Тогда он решился на поездку, может удастся подготовить Настю, объяснить ей и если в итоге следователи выйдут на неё, лучше, чтобы она была подготовленной и придерживалась его версии со второй девушкой. Ей бояться нечего, она собирает книги, а это не археологический материал, за исключением папирусов, берестяных грамот и клинописных табличек. Даже если будет обыск, у неё наверняка ничего не найдут.
Шаткая пожарная лестница вела к чердачному окну, Игнат с сомнение подёргал её ржавые ступени, конструкция задрожала и волна змейкой прокатилась до самого верха, где подозрительно заколыхались перила. Посыпались куски старой штукатурки. Он часто проходил в играх подобные испытания, будь он персонажем игры, Игнат включил бы сейчас какой ни будь прибамбах и преодолев гравитационное поле земли, взлетел бы на самую крышу, плавно опустившись на карниз, затем круговым движением он разметал бы весь мусор, всю чердачную пыль, продезинфицировал бластером все мумифицированные трупики кошек и крыс, собрал обнажившиеся исторические артефакты и двинулся дальше, в поисках новых приключений.
В реальности же ему предстояло показать, на что он способен и с риском для жизни карабкаться по этой опасной лестнице. Первым пошел Пётр, верзила лет тридцати, с ним пришла Настя, одетая в старый спортивный костюм с армейским рюкзаком за спиной. Игнат следуя заранее сделанному инструктажу, прихватил фонарь, перчатки и обзавёлся респиратором. Покопавшись на антресолях он достал старую робу в которой раньше работал на раскопах, новую приходилось беречь, потому как на чердаках так много предательских гвоздей. Рабочую одежду приходилось покупать за свой счет, всё что выделяла контора заключалась в оранжевой жилетке с надписью «археолог», и белой каске с такой-же надписью. Когда-то хотели выдавать униформу, но заказали её из не дышащего синтетического материала, и народ от неё отказался.
Пётр был неразговорчив и обходился односложными восклицаниями, Игнат было решивший, что он бойфренд Насти, быстро отказался от этого вывода. Между ними не чувствовалось теплоты отношений. Второй по лестнице стала подниматься девушка, когда она достигла верха, наступила очередь Игната. С дрожью во всех конечностях, он начал подъём, на середине пути было остановился и взглянув на землю собрался отказаться от экспедиции, но спускаться иногда бывает страшнее, чем подниматься вверх и он продолжил путь. Руки сводило с локтях, ноги в коленях, всё дрожало мелкой дрожью, он чувствовал, как мышцы насыщаются предательской молочной кислотой, спутницей чрезмерной физической нагрузки, от чего становятся неэластичными и ,каждое их сокращение добавляет боли и страха. И вот перевалившись через водосток он вполз в распахнутое слуховое окно. Безразлично повалившись на засиженную голубями балку, достал бутылку воды и с жадностью из неё отпил.
- А, что если детские сны были пророческими, вещими?- подумалось ему,- что если спускаясь вниз он упадёт, как падал во сне, с дедушкиной груши?
Настя весело приветствовала его.- А ты молодец, я раньше вообще боялась высоты, с первой ступеньки спускалась, потом на курсы альпинистов ходила, чтобы перебороть страх. А ты с первого раза.
Оглядевшись Игнат понял, что Пётр уже обследует чердак, в глубине тускло светил фонарик. Это был первый, разведывательный обход, во время которого оценивается перспективность чердака, уточняется расположение печных труб, выходов внутрь дома, состояние засыпки, захламлённость, загаженность бомжами и наркоманами. Примечаются следы конкурентов, признаки протекания крыши, приводящие к повреждению бумажных находок и прогниванию потолочных балок. Двигаться нужно осторожно, лучше по брусам или стропильной системе.

[kelinfo]

Глава 6

Как все новички он избрал самый дальний и бесперспективный угол, на что Пётр издевательски хмыкнул, сам он уже несколько минут царапал, специальным крюком засыпку, двигаясь вдоль балки. Как объяснила Настя, от крюка поднимается меньше пыли, чем от лопаты. У каждого инструмента есть свои плюсы и минусы, достоинства и недостатки, крюк мог разорвать бумагу, сместить мелкий предмет и тот будет не замечен. Настя пользовалась мелкой садовой тяпочкой, с грабельками на обратной стороне, пыли от неё взлетало больше, но это был универсальный инструмент. Но лучше всего было сито, особенно большое, но с мелкой ячеёй. Обычно делали так, если дом шел совсем под снос, в полу пробивали большую дырку, над ней подвешивали сито по принципу старинных люлек-качалок, засыпку бросали в сито лопатой, затем агрегат раскачивали, песок, пыль и труха просыпались вниз, в результате этажом ниже образовывалась гора отработки. В сите же оставались предметы крупнее, шлак, щепа, перья, и среди этого оставались разного рода находки, которые периодически выбирались, а балласт ссыпался вниз. Среди находок попадались окурки, пачки спичек и сигарет, жестяные банки, куски фарфора, бланки, письма и открытки, аптекарские сигнатуры и рецепты, разрозненные солдатики, битые куклы, значки, пуговицы, отвёртки и кусачки, шашки и шахматные фигуры. Пыль при таком поиске стояла столбом, но зато этот метод был самым быстрым и вероятность пропустить интересное была сведена к минимуму. Можно было пользоваться и маленьким ситом, но это не столь продуктивно. Поскольку сегодня был лишь пробный осмотр, то все запаслись только простыми инструментами, если чердак окажется насыщенным на находки, то придёт время и промышленной добычи.
Игнат ковырялся в слое, археологическим совочком.
- Я смотрю у тебя совок, зашлифован до блеска, - заметила Настя.
- Да, я на даче им работаю,- соврал Игнат, ему не хотелось раскрывать свою профессию, его приучили не упоминать напрасно место своей работы.
В этот момент под совком что-то визгливо скрипнуло и из клубящейся пыли появилось горлышко стеклянного пузырька. Ёкнуло сердце, он конечно на раскопах неоднократно находил аптечные и парфюмерные пузырьки, но на чердаке был впервые. Выхватив флакон, привычным движением руки он протёр его грани, словно очищая от липкой грязи.
- Стой, - взвизгнула Настя, но было поздно, истлевшая этикетка превратилась в труху.
-Ой,- только и смог сказать Игнат, он забыл, что могут быть этикетки, в земле они не сохранялись, лишь влажная среда сохраняла условные, нечитаемые их очертания.
- Осторожнее нужно, у меня набор для первичной фиксации,- с упрёком сказала Настя,- Это грибок, поэтому и развалилось всё. Вообще этикетка несёт больше информации, чем флакон. Вот теперь гадай, какой аптеки принадлежал сосуд.
Тем не менее, флакон был интересным, высоким, в центре красовался двуглавый орёл, ниже была надпись, «Аптека».
Настя взяла его в руки.
- Это универсальный пузырёк, название аптеки указывалось на этикетке, флакон времён Александра третьего, завод Дютфуа, объём сто двадцать миллилитров.
Игнат удивился быстрой атрибуции, у них в институте этому не учили, стекло конца девятнадцатого века, считалось балластом, практически не имеющим исторической ценности, если пузырьки и брали в находки, то лишь для того, чтобы выполнить установленную норму, найденных предметов.
- А ты откуда это узнала?- спросил он Настю.
- Видишь у орла на брюшке буква А, при Николае втором будет буква Н. Значит форма в которую отлит флакон изготовлена во времена Александра третьего.
- А почему не при Александре втором?
- Нет при втором, была несколько другая технология изготовления стекла, тогда почти всегда использовалась стеклянная трубка, которая лепилась ко дну, за неё держали сосуд, пока доделывали горлышко, его формировали отдельно, когда этот процесс заканчивался, трубку отламывали, а след от трубки оставался, потом это место шлифовали, но не всегда. При Александре третьем такую методику применяли, для изготовления стеклянных мазевых банок, графинов, а пузырьки такого рода изготавливались по другому.
Игнату надоела эта лекция, и он попытался перевести разговор на быстрые рельсы.
- А ты ещё сказала, про Дют… Черт, забыл.
- Дютфуа, это известный производитель стекла, видишь две буквы, А.D. это его инициалы, на более раннем стекле они бывают совмещены, так что крайняя палочка буквы А, является начальной палочкой буквы D, как на фарфоре завода Попова.
Игнат совсем запутался, какой Попов, какой фарфор, явно по этой теме нужно срочно подтянуться.
- А миллилитры?
- Цифра четыре на дне, обозначает специальную аптекарскую меру, равную тридцати миллилитрам, стояла бы двойка, значит два на тридцать, а здесь четвёрка, значит сто двадцать. Потом стали добавлять и метрический объём, скажем на дне четыре и сто двадцать, но это уже после внедрения Менделеевом метрической системы.
- Какая-же она занудная, - подумал Игнат,- ну прям как наш профессор по музееведению, он часами мог рассказывать, как формировались знаменитые музеи, с его слов получалось, что костяки всех крупных музеев сложились ещё до революции, он уверял, что вклад, презираемого современными профессорами, графа Уварова несоизмеримо выше, чем всего института Археологии, за последние сорок лет. Он уверял, что из любителей и дилетантов получаются хорошие музейные работники, которым не безразлична история и именно их трудами и построена слава российских музеев. Над ним подтрунивали, как студенты, так и преподаватели, а он продолжал, гнуть свою линию, пока перед ним не поставили вопрос ребром, или он изменяет тексты своих лекций, или увольняется из института, он предпочел увольнение. Игнату он чем-то нравился, несмотря на монотонность лекций, он пытался втиснуть в них живое рассуждение. Словно скрываясь за однообразием от насмешливого шушукания задних рядов.
- Ладно не буду тебя отвлекать, будь осторожнее, и помни каждая вещь неповторима, её нужно сберегать , для будущих поколений. Если не мы, то кто? Знаменитая фраза. Дом идёт под слом и всё, что здесь есть, обречено на гибель, не дать погибнуть, в этом наша цель.
- Ну прям как, тот профессор.- Подумал Игнат.- Ну что прибавится в науке, от спасения пары, тройки пузырьков? Все эти предметы наверняка уже есть, в современных музеях, зачем нужны эти бесконечные дубликаты? Вот если бы век двенадцатый…- он не додумал, потому что совок издал такой-же визгливый лязг, и на свет появилась уменьшенная копия ранее найденного пузырька.