Константин Батюшков ( kelinfo) творческие порывы.

[kelinfo]

Их было трое, вошедших в подъезд. Серёга остался на улице, как только увидел, что на лестничной площадке нагажено. Александр Ильич, красивый мужчина преклонных лет, ему уже за шестьдесят, а когда-то он был актёром театра, даже снимался в кино, те кто помнят его фильмы наверняка узнали бы его. Сейчас он торговец, торговец антиквариатом, антиквариатом, который он собирал всю жизнь, а теперь распродаёт, правда уже осталась маленькая толька от того, что было, вот и приходится пополнять ассортимент на продажу, а пополнять откуда? Он уже пожилой и ему не угнаться за молодыми, вот и познакомился он с Толиком, Толик молодой, он чердачник, пять дней в неделю роется на чердаках и выселенных домах, а затем приносит Александру Ильичу, всё что добудет. Александр Ильич, цену вещам знает, даже если вещь редкая, и Толик её впервые видит. Сам Толик не торгует, доверяет Александру Ильичу, от продажи вещей получает свои семьдесят пять процентов, а двадцать пять Александр Ильич. Толику так выгодно, незнакомые перекупщики платят копейки, продавая вещь гораздо дороже. Самому стоять, не резон, он и так оставляет себе два дня в неделю, чтобы не дышать, этой пылью и спёртым, зловонным запахом подворотни, да и поспать он любит, а на барахолку нужно вставать ни свет ни заря. А там мужики, мороз и водка, а у Толика плохая наследственность, по алкогольной части, вот и опасается, что повторит бесславный путь своего отца. Сколько уже хороших людей спилось, на этом долбанном Вернисаже? Поэтому пусть каждый делает своё дело, Толик ищет, Александр Ильич продаёт. В прошлом году, когда у Александра Ильича был инсульт, вся торговля встала, Толик сидел на бобах, сдал несколько партий коллекционного товара перекупщикам за бесценок, лишь бы не сдохнуть от голода, так как копить он не способен и живёт по принципу: «Будет день, будет пища». Товара в то время накопилось море, а Толик посещая Александра Ильича, всё упрашивал побыстрее выздоравливать. Старик выкарабкался, выдюжил, правда левая рука полностью не восстановилась, и голос… Его поставленный, мягкий, дикторский голос, вдруг стал шепелявым, как у других, беззубых стариков, его возраста… М вот уже полгода торговля шла бесперебойно. Только Толику пришлось помогать после базара перетаскивать громоздкие предметы в камеру хранения, это была мебель добытая Толиком в выселенных домах… Так было и в тот день: закончив торговлю Толик и Александр Ильич убрали товар и медленно пошли к станции метро, но выбрали не ближайшую, а следующую за ней. Нужно было это для моциона, чтобы Александр Ильич разрабатывал когда-то парализованную ногу, ведь без ноги не способен к торговле. Приближаясь к выходу они подцепили Серёгу, Толикова школьного приятеля, захотевшего с подругой Лизой взглянуть на русский блошиный рынок. Вернисаж произвёл на Лизу неизгладимое впечатление, она перебегала от лотка к лотку, копалась в старых вещах, восторженно гладила прялки, и раскатывала домотканые холсты и рушники. В итоге, маленький рюкзак Серёги был набит всяким антуражным барахлом, совершенно ненужным, более того, лишним в современной квартире … Если Лизе Вернисаж понравился, причем до восторга, до захлёба, то Сергею он не понравился, и он брезгливо посматривал на поиски подруги. Лишь в одном месте остановился, где продавали военную копанину, ему почему-то захотелось иметь немецкий штык-нож и стальную каску с рожками, которая, как он узнал, называется М-16. Но денег на эту покупку не было, потому что всё было потрачено Лизой на шитые рушники. Тут то их и подцепили Толик с Александром Ильичом, и они не смотря на сопротивление Лизы двинулись к метро. Погода была неважная, накрапывал дождь, Толик достал бутылку коньяка и предложил согреться, в подворотне.
- Этот дом осматривал?- спросил Александр Ильич.
-Да, вот эта часть уже выселена, я там был, а эта выселяется, всего несколько квартир осталось, где жильцы сопротивляются…
- Ну, что зайдём, пока бомжи не вселились?
- Бомжи, не самое страшное, хуже эти металлоломщики… не успели дом выселить, как они срезают трубы и батареи, после этого дом не дом…
И Толик ногой открыл болтающуюся, подъездную дверь. Включив фонарик, он предупредил.
- Осторожно, здесь уже нагажено.
Услышав это Серёга остался на улице.
- Нет, братцы я пас… Я вас тут подожду.
А Лиза пошла, зажав платочком нос. У Александра Ильича был тоже фанарик, так они и продвигались, впереди Тольки, за ним Лиза, и замыкал шествие Александр Ильич. Уже смеркалось, электричество было обрублено, но новые жильцы бросили «лапшу» и временами сквозь щели дверей пробивался свет, где-то работали тены. Дом заселялся изгоями, обосновывавшимися с комфортом.
На лестничной площадке стояла молодая женщина, в коротком, атласном халате, и нервно курила, Толик посветил на её бледное, прыщавое лицо, с зеленоватыми мешками под глазами.
- Наркоманка,- подумалось ему, и глядя на её полуобнаженные ноги, сердце нервно забилось… Превозмогая сухость во рту, он сдавленным голосом сказал.
- Вы идите на третий, а я здесь посмотрю.
Когда Лиза с Александром Ильичом ушли, Толик ещё раз посветил в лицо девахе, и на низ её фигуры.
- Приподними…- попросил он, она покорно задрала полы халата, под которым не было ничего. У Толика возникло страстное желание остаться, несмотря на голос разума, предупреждавший, что у неё может быть гепатит… Но тут на лестничную площадку вышел амбал в спортивных штанах и майке… И Толик отступил, в раскрытую дверь, лился свет, и спешно проходя мимо Толик увидел ребёнка, сидевшего в детской кроватке…
- Семья…-с некоторым огорчением подумал он и прошел на третий этаж…
Лиза и Александр Ильич были в двенадцатой, подсвечивая себе фонариком, они переходили из комнаты в комнату. Александр Ильич держал в руках советскую вазу, а Лиза массивный цельнометаллический утюг, для разогревания на газу.
- Это коммуналки, пять комнат на одну кухню.- сказал бывший актёр.
- Знаю… В том крыле было также…
- Ну, что не задержался?- хитро спросила Лиза.
- Да, ну её.. Подцепишь ещё, что ни будь… Потом кони двинешь… Удовольствие сомнительное…- отозвался Толик, прекрасно осознавая, что если бы не тот мужик, то задержался бы…
- Мебель есть?
- ДСП…
- Понятно, там тож…
Лиза оставила свой утюг на окне лестничной площадки, Александр Ильич вазу не оставил. В тринадцатой было тоже не густо, зато в четырнадцатой, первая же, большая комната, имела круглый, советский стол, несколько стульев, и даже висела довоенная люстра…
- Так, здесь мы и остановимся,- решил Толик, он стал осматривать комнату, в ней была старая советская кровать, отделанная ореховым шпоном, тумба для телевизора, буфет, всё пятидесятых, шестидесятых годов. На тумбочке были кружевные салфетки.
- Эх, если бы гараж в Москве… Лет через десять и на такую мебель будет спрос…- сокрушался Толик.
- Можно и к нам на дачу,- оживилась Лиза.
- А, что если газелью… То вполне реально… Главное, чтобы на даче место было.
- Место есть, - ответила Лиза.
Тут Толик заметил парадный, расшитый «позолотой» китель, полковника ВВС. Двумя ровными полосками выделялись орденские планки, и Толик догадался, что полковник прошел войну.
- А не оставили ли они медали?- мелькнуло в голове Толика.- Искать,- решил он и снял китель вместе с вешалкой, с вбитого в стену гвоздя… Сердце его радостно забилось, под кителем висела рыжая портупея, военного образца, даже с кобурой от ТТ, но ствола в ней не было…
- И такая сойдёт,- Толик положил на маленький столик находку, под портупеей обнаружился, застёгнутый, кожаный шлем со шнуром радиофона.
- Возможно, что и военный,- озабоченно пробормотал Толик, пытаясь оценить находку, затем он махнул рукой и положил лётный шлем к портупее,- потом разберёмся.
Больше на гвозде ничего не висело и Толик принялся обшаривать, невысокий книжный шкаф стоявший рядом. Первым делом он прошелся рукой по верхней крышке, рука нащупала какой-то цилиндр и жестяные, овальные банки из под печенья. Он снял трубу и не поверил своим глазам, это была настоящая подзорная труба девятнадцатого века. На главном колене тёмно-коричневая краска облупилась обнажив желтоватую латунь. Толик покрутил механизм, вроде рабочая, он сдвинул колена и положил трубу к шлему и портупее. Вскоре был найден кожаный чехол, с растрескавшейся кожей и оборванным ремешком. Толиком овладело лихорадочное возбуждение, «товар шел». Он снял овальные баночки, в тщетной надежде найти в них награды, но банки были забиты фотографиями, часто загнутыми полукругом. Толик стал их разбирать, на выцветших фото, молодые, улыбающиеся лица, было много военных фотографий с пометкой, «Германия, август 1945». Толик возбуждался всё сильнее и сильнее, фотографии он решил взять все, дома не торопясь рассмотреть, к нему подошла Лиза и Александр Ильич, актёр даже присвистнул, увидев такие раритеты.
Тут дверь в комнату отворилась и вошла маленькая, седовласая старушка, в руке у неё была парафиновая свеча, пламя которой она прикрывала рукой, старушка совершенно не удивилась гостям.
- Здравствуйте. Ну, хоть кто-то пришел,- приветливо сказала она, на вид ей было лет восемьдесят, не больше, когда-то она завораживала мужчин, своей красотой, сейчас от былого остались жалкие поскрёбыши.
Толик, Александр Ильич и Лиза онемели, в комнате кто-то жил, Толик незаметно сунул подзорную трубу в правый карман брюк, в кармане была дыра и поэтому труба скрылась в нём полностью, правда пришлось её придерживать правой рукой.
- А у меня телефон отрезали, вот и не могу ни кому позвонить, думаю, пусть сами догадаются… Да, надежды мало, на похоронах и то мало народа было, а на девять дней, только вы и пришли… На сорок дней, обязательно приходите.
Александр Ильич нашелся первым, жизненного опыта ему было не занимать.
- Конечно придём… Конечно, вот и сегодня молодёжь привёл… Знакомьтесь, Лиза, Толик… Анатолий…
- Очень приятно, Серафима Павловна, жена… Нет, вдова Юрия Васильевича…- и она заплакала,- теперь уже вдова…
- А, мы вот решили прийти, ничего не поздно?
- О, нет, я только управилась… У нас газ отключили… Вот и пришлось изворачиваться, не обессудьте, у меня только холодные закуски…
- Что, совсем всё отключили?- спросила Лиза.
- Совсем, измором нас хотят взять… Многие сразу уехали, а мы старики остались… Не хотим в Щербенку… Мы здесь привыкли… Вот они всё и отключили… Даже воду приходится покупать. Но мы не сдаёмся, я вот сорок дней отметить хочу, а там пусть, что будет… Это выселение его и убило… Не перенёс он такого издевательства… Ноя до сорока дней, отсюда не ногой… Где он жил, там и душа его… Она ещё на боевом посту… Как я буду справлять поминки без него? В чужом месте?- и она снова заплакала,- но что же я плачу, так и единственных гостей испугаю,- она отпила воду из кружки,- Сейчас мы с Лизой на стол накроем, а для начала давайте выпьем, на помин его души…
И Серафима Павловна достала из буфета, маленькие хрустальные рюмки, налив из графина водку на четверых, она подвинула поднос на край буфета.
Александр Ильич сказал, что ему по состоянию здоровья нельзя, Толик сослался на то, что он за рулём, а Лиза смутившись сказала, что она беременна.
Серафима Павловна погладила Александра Ильича по левой руке, почувствовав, что она ссохлась и пальцы потеряли привычную гибкость и упругость.
- Вот и Юру разбил инсульт, только он от него не оправился. Я Вас уже видела… Лицо мне Ваше знакомо.- Сказала она, освещая свечкой лицо Александра Ильича.
- Конечно видели…- согласился Александр Ильич.
- Ну, раз Вам нельзя, то я выпью одна… А Вы сейчас хоть покушайте.
- Да, мы просто зашли, чтобы выразить своё соболезнование,- начал Толик.- Мы пожалуй пойдём.
Серафима Павловна изумлённо посмотрела на них,- Да, уж какие тут поминки, когда и света нет… Приходите завтра, днём, когда светло будет, завтра воскресенье… А пока возьмите на память о Юрии Васильевиче…- и она стала шарить руками по шкафу, приподнимаясь на носки.
- Странно, тут лежала подзорная труба… Нет её, и банок с фотографиями… Сейчас стул подставлю…- и она поставила свою свечу на столик, где лежала портупея и разбросанные фотографии, тут Серафима Павловна поняла всё…
- Так Вы мародёры… Ну, как выворачивайте карманы,- голос её изменился и стал властным.
Лиза возмущенно сказала,- У меня вообще нет карманов.
Александр Ильич вывернул карманы, но ничего примечательного в них не было, вазу Серафима Павловна не признала.
- Теперь ты, чего руку в кармане держишь?- сказала Серафима Павловна.
Толик стоял молча.
- Да, нет у меня ничего, - и он вынул правую руку, надеясь, что труба не выпадет из штанины, но она предательски скользнула вниз и стукнулась об пол.
- Ага,- торжествующе закричала Серафима Павловна, поднимая трубу,- значит мародёры, а у нас дом на военном положении… Того гляди подожгут его… А знаете как поступают с мародёрами в военное время?- и не дожидаясь ответа, сама же ответила,- Правильно их расстреливают. Вы идите,-кивнула она на Лизу и Александра Ильича,- А ты останешься.
Она преградила Толику путь, он попытался её оттеснить, но почувствовал упёршийся ему в живот ствол…
- Не делай глупостей, кобуру от него ты уже видел…- Сквозь зубы сказала Серафима Павловна.
- Но, мы же всё вернули,- взмолилась Лиза.
- Вы, идите, а с ним я поговорю.
Александр Ильич вышел и остановился на лестничной площадке.
- Дела,- протянул он.
- Она же его убьёт,- истерично простонала Лиза.
- Вряд ли, она с ТеТе сможет управиться,- с сомнением сказал Александр Ильич.
- Божий одуванчик… Надо идти выручать Толяна,- решительно сказала Лиза и направилась к двери. Александр Ильич осветил крашенные бордовой краской филёнки, на которых мелом было написано: «Комнату не вскрывать! Идёт суд! Живут люди!» Между тем место где стоял врезной замок, было искромсано топором. В это время дверь отворилась и вышел Толик неся в охапке «свои» находки, портупею, шлем, чехол от трубы и саму трубу, под мышками он сжимал две коробки с фотографиями… Он облегченно прижался к холодной коридорной стене, крашенной зелёной краской. Дрожащие ноги отказались его держать, и он опустился на корточки… Одна из коробок выскользнула и со звоном упала на пол, и тут Толик проснулся…
Мучительно осознав, что всё это был сон, и шлема с подзорной трубой ему не видать, как собственных ушей… А какие замечательные были находки… Зато, он не изменил своей жене Лизе, бывшей подруге своего школьного товарища Серёги, и не притащил в дом заразу…

[kelinfo]

СТранно, что нет ни отрицательных ни положительных отзывов... Видимо не читают меня.

[норильск]

читаем и снетерпением ждем продолжений. С ув.

[ТехноРой]

Читаю,прочел на другом форуме,там и отписался.

[ТВА]

Костя, не переживай, тебя читают на других сайтах. Видимо сюда редко заходят ЧИТАТЕЛИ.

[kelinfo]

Раз такое дело продолжу.

II
- Опять этот сон снился,- подумал Толик и потянулся за лежащим на тумбочке сотовым, выждав паузу, он резко вскочил.
- Опять проспал… Будильник не сработал.
На кухне в шкварчащей сковородке томились овощи, для обеденного борща. Лиза встретила его улыбкой и вопросом.
- Что опять проспал?
- Да, будильник не сработал…
- Ещё, как сработал. Раз пять надрывался….
- Но почему ты меня не разбудила?
- Во первых, когда тебя будишь, ты ругаешься, а я не хочу лишних поводов для ругани. Во вторых, не по душе мне ваше предприятие.
- Не по душе? Если всё выгорит, можно будет полгода жить и не париться… Мне кстати снился тот самый сон…
- Тот самый? Не отпускает тебя Серафима Павловна… Нужно её найти.
-Найдёшь её, она наверное коротает свой век в Бутово или может, умерла уже…
- Может и умерла, но поискать следует… Не с проста этот сон.
- Ладно, мне некогда…- и Толик стал глотать заботливо поставленную, перед ним, яичницу.
Он очередной раз понял, как ему повезло, что он встретил Лизу. Вот и сейчас разговаривая с ним, она успевала накрывать на стол, заварить его любимую чашку чая, намазать бутерброды и помешивать пассирующиеся овощи. Да, определённо повезло, а этот олух Серёга, пропустил своё счастье… Ведь в жизни, как в поиске, нужно уметь отсеять настоящую, знаковую находку, от кучи хлама и мусора, на это нужно чутьё, а чутьё у Толика было, вот и Лиза, очередная его находка. А Серёга, он слишком брезгливый, устроил скандал в тот день, когда промёрз три часа в подворотне, а Лиза притащила домой ржавый утюг из выселенного дома, так Сергей весь вечер принюхивался к нему,- не пахнет ли тот человеческими экскрементами. Потом одел перчатку и вынес его в мусоропровод. С этого всё и началось, скандал, ссора, и сближение Лизы с Толиком. Эх Серёга, знал бы ты, что свежая ржавь создаёт свой, неповторимый, кислый железистый запах, и это нормально. Дурак одним словом, если не сказать хуже. А Толик, он не брезглив, он по таким засранным чердакам ползал, в поисках находок. Конечно они были с Серёгой диаметральные противоположности, Лиза была золотой серединой, и Толику до неё было добраться проще, чем Серёге. Вот он и добрался… Теперь Толик собирает по домам все салфетки и прочие предметы женского облачения, но не позднее пятидесятых годов… Позднее для Лизы не интересны… Они с упоением ездят на Вернисаж, и Лиза копается в вышивках, льняных отрезах. Толик на это смотрит положительно, а она мирится с его способом зарабатывать деньги. Более того ему нравится её собирательство, увешенная рамками и рушниками квартира. Для холстов и прочей рухляди, притащил Толик огромный сундук, стоявший на кухне огромной коммуналки, один угол в нём прогрызли крысы, но это было с тыльной стороны и дырки не было видно. Крысы в их доме не водились, поэтому холстам ничего не угрожало. Одно неудобство, каждые полгода идёт сушка накопленных богатств, и на это время квартира превращается в подобие ткацкой фабрики, зато потом происходит смена экспозиций, что-то убирается, что-то развешивается по многочисленным рамочкам с фотографиями «родственников» и «предков». Эти фотографии вымышленные… Ну, не совсем вымышленные… просто родственные отношения этих людей к Толику или Лизе сфальсифицированы. Толик нашел эти фото в выселенных и брошенных домах, а Лиза определила каким двоюродным пра-пра-прадедушкой, по материнской линии, доводится Толику этот царский генерал, а какой там генерал, когда Толик из крестьянской среды, только его родители стали городскими. Он всё детство провёл у бабки в деревне, даже сено косить умеет. В общем, родственников у них хватает. Лиза даже генеалогическое древо выводит, вернее два древа, случайно переплетшихся двумя ветками, его и её… Какая поросль пойдёт от этой прививки, пока неизвестно, но то, что пойдёт, это несомненно. Когда приходят гости, Толик краснеет от уверенных рассказов Лизы про его двоюродного пра-пра-прадедушки, оказывается он чуть не спас цесаревича из Ипатьевского дома, её даже не смущает, что генерал был гражданский, по санитарному ведомству, и к военным действиям не мог иметь отношения, в силу возрастных причин. Как не смущает и то, что на рамке с фотографией, Ипполита Илларионовича, так звали Толиного «предка», пятый месяц висит короткое полотенце с вышитым серпом и молотом… Несуразица, несуразицей, а знакомые удивляются, поздравляют и завидуют, не каждому повезло иметь такого замечательного, двоюродного пра-пра-прадеда. У неё «предки» под стать, два инженера, купец, есаул, монахиня и священник, всё это переплетено с реальными родственниками из рабоче-крестьянской среды. Но они появились позже, сразу после революции, когда было необходимо иметь рабоче-крестьянское происхождение, но при царе они были о-го-го
Но не предки волновали сейчас Толика и он обжигался горячим чаем, он опаздывал, на им же назначенную встречу, возле бывшего завода Михельсона, на территории, которого сохранились нетронутые временем и всесильной рукой мера, дореволюционные домишки. Их то и следовало пошерстить, единственное, что смущало Толика, это режимность объекта, но если всё выгорит, товара хватит на полгода и не придётся рвать пупок и лёгкие, вдыхая миллиарды пылинок, доставшихся нам от царского режима.
Сунув в рюкзак термос, Толик поцеловал жену, и проверив в кармане ключи и проездной, кинулся в прихожую. Рюкзак мерно позвякивал, это отзывались его верные спутники, сито, совок, крюк, два фонаря и пара отвёрток, одна шлицевая, другая крестовая, с последней пришлось помучится, прежде чем он нашел качественную, остальные легко сбивали шлицы, при попытках открутить шпингалет, закрученный советским , крестовым саморезом, винты успели уже покрыться оконной краской и закозлиться и не поддавались с первого раза. Со шлицевой ему повезло, он нашел дореволюционную, хорошей стали, её только нужно во время подтачивать и она легко сдвигает латунные и железные шурупы, от души вкрученные в фрамуги сто лет назад. Была ещё пачка респираторов, но иногда он пользовался старым противогазом, он хоть и неудобен и в нём тяжело дышать, а зимой намерзают сосульки, зато пропускает меньше пыли, чем разные ватно-марлевые повязки. Всё было приготовлено заранее, осталось только купить пару бутылок воды, в ближайшем киоске, ведь если они проникнут на территорию завода, жить на чердаках придётся с ночевкой и долбить их до предела, до конца.

[kelinfo]

III
На территорию завода проникли легко, если бы не загвоздка с Александром Ильичом всё сошло бы на ять… Но Александру Ильичу было сложно пролезть в лаз под забором, и пришлось искать более широкую лазейку, она оказалась опутанной колючей проволокой и её пришлось резать, а это уже палево. Ещё Толикова любовь поспать, сделали своё неблагодарное дело, и за темно проникнуть не получилось. Но в целом всё сошло гладко. Дальше по пожарной лестнице в слуховое окно, там у Александра Ильича возникли трудности и Толик буквально втащил его за шиворот, сказывалась слабодействующая, после инсульта, рука. Дом в котором помещалось раньше КаБе, сейчас пустовал, завод практически простаивал и если бы не режимность объекта, корпуса давно переделали под офисы или склады импортной продукции. По негласной копательской традиции, они помочились… Толик закурил, прислушались, всё тихо. Чердак решили брать с входа. Вековая, спрессованная пыль, состояла из шлака, песка, щепы, волоса и голубиных перьев. Местами, где на засыпку капал конденсат, было много прели, в других местах слои лежали рыхло, и малейшее прикосновение к ним поднимало мириады частиц пыли в воздух.
- Засыпку не меняли, - удовлетворённо сказал Толик.
- Это хорошо, - согласился Александр Ильич, не успевший отдышаться после такого бега с препятствиями.
- Давайте разгребём эти завалы мебели, видимо там самое удобное место для сброса разного хлама,- и Толик представил, как бы ему было удобнее кинуть ненужную вещь, которая всё ещё могла пригодиться по хозяйству. Это место совпадало с нагромождением мебельных щитов и обломков стульев, наваленных с правой стороны от входа. На всякий случай, Толик толкнул оббитую серой оцинковкой чердачную дверь.
- Закрыто,- удовлетворённо отметил он.
Они стали тихо перетаскивать щиты, на всякий случай, баррикадируя ими дверь, теперь незваных гостей можно было не опасаться, а в случае тревоги, легко уйти через слуховое окно .
- Стоп, инвентарная бирка,- сказал Толик и достал перочинный ножик,- Такой у меня ещё не было, КБ МСКВЗ… Хорошая, медная… Жаль спроса на них нет, у меня уже полная банка таких накопилась.
- Спрашивали как-то,- сказал Александр Ильич,- но хотели по пятьдесят рублей…
- Мало… Пусть полежат,- и Толик положил снятую находку в карман.
- Смотри, какой стол раздолбали… Дубовый, тридцатые годы… Не иначе, главный за таким сидел?_ сказал Александр Ильич приподнимая крышку письменного стола, оббитого зелёной материей, с пятнами пролитых чернил.
- Солидный, такой бы мне, чтобы коллекции раскладывать, а то ючусь на кухонном, а этот двутумбовый, и ящиков бы хватило. А то Лиза начинает ворчать на мои пакеты.
- Я давно говорю, Анатолий, что надо нам осваивать реставрацию… Мебель сейчас ценится.
- Под реставрацию, помещение нужно, а у меня даже гаража нет.
- Я тут подумал, у меня же дача в Томилино, сарай есть… Что он пустует?
- Всё равно это чудо мы отсюда не вытащим… Нужно будет филёнки оторвать. Может Лизе для рамочек пригодится, давайте крышку, сюда в сторону, я ей попозже займусь.
- А вот и тумба, фурнитура сохранилась… Ну, да тридцатые годы, штамповка, рисунок в стиле Модерн, но по советски исполненный.
- Фурнитуру, позже снимем, нет ли чего в ящиках?- спросил Толик, сковыривая со столешницы, очередную инвентарную бирку.
Александр Ильич выдвинул ящики, но ничего кроме профсоюзных марок, обозначавших размер членского взноса, не нашел.
- Марки, в принципе можно забрать, места они не занимают,- и он кинул их в освобождённую папку для бумаг.- Ещё несколько писчих перьев, завалялось.
Когда правый угол освободили, Толик одел респиратор и стал крюком рыхлить верхний слой засыпки, от чего поднялась неимоверная пыль и Александр Ильич, перенёс кипу папок с личными делами, поближе к окну, и так при естественном освещение, стал разбирать документы. В основной массе это были стандартные бланки, заполненные в начале в восьмидесятых, изредка попадались шестидесятые годы, папки с такими документами были солидные, обтянутые крашенным коленкором. Документы восьмидесятых лежали в простых, бумажных скоросшивателях, видимо лозунг – « Экономика должна быть экономной» отразился и на картонажном производстве. Поняв это, Александр Ильич откладывал поздние подборки, выбирая более ранние.
Толик тем временем нашел треугольный уксусник, не подписной и без этикетки, несколько флаконов «тройного» одеколона, не представлявших ни какого интереса, единственное- слегка порадовал коробок спичек фабрики Лапшина, неплохого сохрана и даже с пятью целыми спичками, одно пятно налипшей пыли, портящее товарный вид, легко было смыть при помощи беличьей кисточки, и Толик удовлетворённо положил находку в коробку из-под обуви найденной на чердаке, коробка была чехословацкой и он вспомнил детство, с его бесконечными очередями за чешскими ботинками. Сняв респиратор, Толик высморкался и сплюнул серую слюну. Пора была одевать противогаз.
- Толик, - тихо позвал Александр Ильич, но Толик его не услышал, тогда он подошел и тронул напарника за плечо, от чего тот вздрогнул и обернулся, затем задрав противогаз на лоб, спросил
- Что?
- Ты не поверишь…
- В смысле? Клад?
- Да, нет не клад… Ты наверное уже не помнишь Серафимы Павловны?
- Какой?- изумлённо спросил Толик, не ужели и Александру Ильичу снится такой-же сон?
- Ну, ту в выселенном доме? Конечно не помнишь…
- Вы не поверите, но она мне сегодня снилась,- ответил Толик.
- Вам она снилась?
- Да…- сказал Толик, отметив в очередной раз особенности Александра Ильича, то говорить ему Ты, то переходить на Вы, причём по этим переходам, можно было судить о состоянии Александра Ильича, если он говорил Вы то был озадачен, раздосадован или возмущён, когда же говорил Ты, значит находился в уравновешенном состоянии.
- Значит, сон в руку… Гляньте, что я нашел.- И Александр Ильич протянул Толику пачку, на которой красовалась надпись: «Личное дело № 3238. Игнатьева Серафима Павловна»
- Мало ли Серафим Павловн было? Лиза говорила, что моду на это женское имя породила канонизация Серафима Саровского, и мода продолжалась до самой войны.
- Но Павловна…
- Подумаешь, по-моему очень хорошее сочетание, будь я Павлом, то так и назвал бы свою дочь, звонко и округло, лучше конечно Анна Павловна… Но и Серафима звучит неплохо,- возразил Толик.
- Э нет, это она, помнишь, когда тебе нужны были деньги на свадьбу, я распродавал её фотографии, я хорошо запомнил фамилию её мужа, Игнатьев, у нас в театре его однофамилиц был, осветитель, поэтому я точно запомнил. А кроме того, взгляни на это фото.- И Александр Ильич открыл первую страницу скоросшивателя. На них смотрело молодое, улыбающееся лицо Серафимы Павловны. На фото ей было около тридцати, волосы были тёмными, без признаков сплошной седины, а морщин и обвисшей старческой кожи не было и в помине.
Толик полистал страницы, и вернулся на первую.
- Она двадцать седьмого года рождения… Постойте, так у неё сегодня день рождения, двадцать восьмое октября… Мистика, какая-то, полтергейст …
- Я же говорил,- сон в руку.
- Мне Лиза сегодня сказала, что нужно её найти, а я отнекивался.
- Значит нужно найти.
- Посмотрим, дело нужно целиком забрать… Да, и … Александр Ильич заберите все дела, работавших с ней в одном отделе, может проще будет сотрудников найти, а уж через них и её…- Толик закурил.
- Анатолий, поаккуратнее с огнём…
Толик отмахнулся,- Не в первый раз, я в консервную банку пепел смахиваю, кстати банка, интересная- лендлизовская свинина,- я сразу и не понял… Помятая слегка… Берём?
- Конечно, военщикам втюхаем, - согласился Александр Ильич.
В слуховое окно впархнул голубь, но пометавшись по чердаку, вылетел наружу.
- Фу, ты зараза, пыль поднял,- заругался актёр,- А вы Анатолий не боитесь орнитоза? Говорят зловредная болезнь, лечится тяжело…
- Я о нём просто не думаю… Кому суждено утонуть, тот не будет повешен. Профессиональное заболевание, как в любой сфере, бывает и похуже,- и Толик тщательно затушил окурок и протёр запотевшие стёкла противогаза.
На конец-то попался первый дореволюционный флакон, этикетка на нём не сохранилась, но внизу была бумажная марка с цифрой 5981. Толик стал копать осторожнее, этикетка могла отклеится и лежать где-то рядом, так оно и оказалось, этикетка с надписью « Кинеръ-бальзамъ» лежала в двух сантиметрах от флакона, свернувшись полукругом, Толик ещё раз улыбнулся вспомнив фразу- Робинзона ( Буркова) из любимого Рязановского фильма « Жестокий романс» Он очередной раз убедился, что его профессиональное хобби, помогает ему лучше узнать быт предков, заглянуть в него через посредство находимых предметов, то что было недоступно простым смертным, было по плечу ему, Московскому чердачнику. Он приложил этикетку к пузырьку, к тому месту, где виднелись следы клея… Точно, этикетка родная, дома он её распарит, очистит и аккуратно подклеит на крахмальный клейстер, нанесённый тонким слоем, синтетические не годятся, покупатель такие легко распознает. И Боже упаси пользоваться силикатным, канцелярским, безвозвратно испортишь этикетку, не плохо бы казеиновым, да где его возьмёшь, а крахмал достать гораздо проще. Доводилось ему клеить чужие этикетки на хорошие флаконы, бывало так, найдёшь осколок пузырька с хорошей этикеткой, отмочишь его дома и на флакон, главное грамотно клеить, не наляпать на парфюмерный флакон, не клеить этикетку Старой Никольской аптеки на Пятницкую Лемберга. А то бывает, возьмут этикетку и приклеят на пузырёк в жутчайшей патине, которая образуется от лежания в земле, и думают, что всё правильно. Отдельные умники могут этикетку от мази присандалить на узкогорлый пузырёк, не думая о том, что аптекарь может наложить мазь в такой сосуд, для этого ему нужно положить мазь в водяную баню и нагреть до пятидесяти градусов, тогда мазь станет жидкой и её не сложно перелить в нужную посуду. Но как эту мазь вытаскивать? Для этого нужен набор палочек, трубочек или проволочек загнутых под разными углами, и такое чудо аптекарской мысли, явное издевательство над надоевшим покупателем. А отдельные деятели могут присобачить дореволюционную этикетку на пузырёк послевоенного пенициллина. Толик мог объяснить вторичное использование дореволюционного пузырька, и знал, когда промышленным методом фасовали гуашь в горчичные банки, но чтобы дореволюционные этикетки лепили на современный флакон… Хотя нет, такой случай ему известен, как-то он нашел типичный советский пузырёк тридцатых годов, с маленькой этикеткой заполненной от руки, фиолетовые чернила извещали, что в флаконе были «Анисовые капли», расфасованные в аптеке № 1, всё было написано размашистым подчерком, характерным для врачей и аптекарей, что позволяло аптекарям легко разбирать рецепторные каракули. Когда Толик стал отмывать флакон, то заглянул на этикетку через противоположную стенку. На флаконе была этикетка Старой Никольской Аптеки Товарищества В.К. Феррейна, отпечатанная типографским методом, этикетка сообщала, что во флаконе должны быть те же «анисовые капли». Видимо много было заготовлено Владимиром Карловичем этикеток, что их до тридцатых годов использовали по назначению, но нанося клей на дореволюционную типографскую надпись, и от руки заполняя название на внутренней стороне на которую раньше наносился клей. Покупатели вряд ли оценили данный уникум, и Толик оставил его себе. Поистине его хобби приносило ему новые, и новые открытия.
Добравшись до хорошего слоя он стал сеять, прикрепив к стропиле верёвки удерживающие сито, для этого, он качал сито как люльку ещё называемую зыбкой. Пыль от данной манипуляции поднялась ещё больше, Александр Ильич одел респиратор. Метод принёс положительные результаты, в четвёртой партии был найден маленький парфюмерный флакон, и « медная российская монета» коллекционного состояния. В седьмой партии обнаружился оловянный солдатик, в двенадцатой два стальных пера и смятая папиросная пачка. Все находки Толик складывал в коробку из-под обуви, туда же пошли разрозненные листы богослужебной книги, а также чернильница П.Е. Луковникова. И наконец попался безэтикеточный флакон аптеки Браше, последний особенно порадовал , своим размером и редкостью. Толик находил такой в первые. Как балласт попадались окурки, их Толик тоже складывал к основным находкам, преобладали Асмоловские папиросы, имевшие «золотистые» тиснёные надписи, выполненные бронзовкой, от чего «позолота» потускнела и отдавала зеленью. Попалось несколько мятых конфетных фантиков, всё это отправлялось к находкам- товар хоть не дорогой, но рано или поздно он найдёт себе покупателей. Кроме того не мог Толик бросать дореволюционные вещи, обреченные на погибель

[Eau_de_Cologne]

СТранно, что нет ни отрицательных ни положительных отзывов... Видимо не читают меня.

Константин,читаю и перечитываю,а стекло всё больше завораживает....

[kelinfo]

IV
Чердак не оправдал возложенных на него надежд, но тем не менее решили его максимально разработать, поэтому остались ночевать. Александр Ильич облюбовал себе в качестве кровати столешницу стола. Укладываясь спать он сказал,- А, знаете Анатолий, это плохая примета- спать на столе, так только покойников укладывают… Но я в приметы не верю, вернее верю, но только в свои, у каждого человека со временем, появляются свои, глубоко интимные приметы. Вот приходишь на рынок, а там даже русские продавщицы обмахивают товар первой заработанной купюрой… Позаимствован этот обычай у инородцев, а наши как обезьяны и повторяют… А она не работает у русских людей… Не было таких обычаев в старину. Вот Николаю Угоднику свечку ставили, и всё… А то машут деньгами как инородцы какие… Тьфу… Я на Антоновну, что с права от меня торгует, ругаюсь, а она не понимает, вот и стоит, едва концы сводит… Ты лучше лоб лишний раз перекрести, полезнее будет.
- У меня тоже свои приметы есть, чердачные,- отозвался Толик, разместившийся за чердачной трубой.
Потушив сигарету, он набрал Лизин номер и полушепотом стал рассказывать о находках, когда Лиза услышала, что они нашли дело Серафимы Павловны, она встрепенулась.
- Дело, обязательно заберите… Как её фамилия? Игнатьева? Значит Игнатьев Юрий Васильевич? Сейчас попытаюсь забить в интернете, может чего и всплывёт,- и Лиза выскочила из тёплой кровати и впотьмах прошлёпала к компьютеру, нажав кнопку запуска, спустя несколько секунд раздался характерный звук, запущенной программы. Толик терпеливо ждал, благо у них с Лизой был льготный тариф, иначе разоришься, потом трубка заскрежетала, словно ей двигали по столу, и раздался голос Лизы.
- Представляешь, я такого нарыла!
- Что?
- Это не телефонный разговор, я ещё сама не разобралась.
- Ну, хоть вкратце?
- Потом… Я тебе говорила, купи нормальную модель телефона, сейчас сам бы посмотрел…
- Ты, же знаешь, что мой образ жизни выдерживают только устаревшие, дубовые телефоны.
- Знаю, твой последний, уже исцарапан, словно его до блеска нотерали толченым кирпичом . Чехол нужно носить.
- Чехол, это неудобно.
- Значит тогда и мучайся, завтра получишь краткое резюме. А пока спокойной ночи.- И Лиза положила трубку.
- Интриганка,- буркнул про себя Толик. Эта черта ему тоже нравилась, Лиза любила и могла сделать из пустяка загадку и тайну, но самой большой загадкой, была она сама. Сотни бредовых идей роилось у неё в голове, но не смотря на всю абсурдность они часто принимали видимость интриги. Как-то раз она разыграла Толикова нового знакомого, показав ему обрывок плана какого-то села с имением, карта была оторвана по сгибу, и на самом краешке плана была стрелка и надпись «клад» Надпись была сделана выцветшими чернилами, и подлинность надписи была несомненной. Знакомый перерыл все доступные карты от современных до «генерального межевания». За зиму он выявил два десятка сёл с таким названием, и всё лето колесил по ним с ксерокопией показанного Лизой документа. Лиза она не сказала, что была вторая часть плана, начинавшаяся по тому-же сгибу, и там слово « клад» продолжалось, безжалостным окончанием «…бище». Толик сначала не понял, почему она сыграла такую злую шутку, но потом оказалось, что знакомый не брезгает раскопками могильников, сельские кладбища его не интересовали. Каким-то внутренним чутьём она это почувствовала это и отправила его по интересующему адресу. Александра Ильича она разыгрывала мягче, безобиднее, но даже он с его знанием жизни, подавался её замыслам, а потом долго смеялся. Вот и сейчас Толик не был уверен, что она действительно обнаружила интересную информацию о супруге Серафимы Павловны. Завтра всё выяснится. Было ясно одно, это дело её заинтриговало и она не отступится, хуже, что она к своим поискам привлечет и Толика, а он как обычно не сможет ей отказать.
Ночь прошла спокойно, только голуби осмелев вернулись в свои гнёзда и шебуршились, сонно перелетая с места на место, будя своих сородичей и чутко спящего Александра Ильича. Толику было всё не по чем, он лишь однажды проснулся справил нужду и закурил сигарету, чем вызвал очередной переполох в голубином семействе.
Разбудила его ругать Александра Ильича, он при свете восходящего солнца, рассматривал свой, загаженный глубями, спальный мешок. Его угораздило лечь рядом с карнизом, на котором гнездились голуби. Сказывался недостаток опыта, ведь и так было ясно, по вековым потёкам свисавшим с кирпичной стены, где не следовало даже сидеть, не то что спать. Это происшествие в душе рассмешило Толика, но он лишь сочувственно покивал головой, боясь обидеть компаньона.
Новый день принёс типичные находки, если не считать пары мумифицированных крыс, одного котёнка и бесчисленных голубиных косточек, была найдена одна винная бутылка, штук пять корковых пробок «Трёхгорного пивоваренного завода», двух открыток к Рождеству, помятой фотографии, фантиков и двух латунных чайных ложек. Аптечные флаконы были не часты, а дамская сумочка оказалась приятным подарком для Лизы. Площадь чердака была обследована на десять процентов, в первую очередь прошлись вдоль балок и по периметру с права и с лева от входа, но ничего грандиозного не обнаружили. Вообще Толик был невезуч на клады, их обычно находят заправские везунчики, причем в каждом доме. Кладов он не находил, но серебряные ложки, закатившиеся рубли и детские колечки, засунутые под плинтус, выуживал регулярно и исправно. Да не нужны ему были клады, бытовые вещи его интересовали больше. Хоть если быть честным, одну захоронку он однажды находил: Это был ящик « Войсковой тушенки» изготовленной в 1916 году, где-то в Владивостоке и спрятанной под паркетными щитами в районе Елохово. Толик с изумлением рассматривал вздувшиеся, прогнившие банки, с перекатывающимися внутри сухими шариками тушенки, обидно, что ей так и не воспользовались в те голодные годы. Также он представлял недоумение последующих жильцов, ощущавших в комнате « уплотнённой» квартиры характерный запах, мучавший их не один год. Две банки из этой захоронки, до сих пор стоят у него на холодильнике, на случай «голодного времени».

[kelinfo]

V
Сложив находки в рюкзак, Толик тяжело вздохнул, ему не хотелось уходить, ведь самое сложное в чердачном поиске, это проникновение на объект, а с этим в данный момент всё было в порядке. Батарейки ещё не сели, воды- полтора литра, с едой хуже, но сутки голода никому не повредят. Лиза, конечно обидится, но у него есть для неё подарок – вышитая, дамская сумочка, может ещё что-нибудь найдёт, какая разница копать здесь или искать новый объект по Москве. Лишняя трата времени, и Толик решил остаться. Перегрузив товар на продажу в рюкзак Александра Ильича, то что требовало реставрации он отложил в отдельный пакет, под конец, перевязав кипу документов, он попросил отнести эти вещи сразу Лизе. Проводив напарника до лаза под забором, Толик вернулся, и покопавшись пару часов при свете фонаря он лёг спать.
Между тем Лиза нервно развязывала тесёмки личных дел и вчитывалась в анкетные данные, копии дипломов и характеристики. В итоге, она выбрала пять дел на сотрудников, вернее на сотрудниц, работавших с Серафимой Павловной. Завтра она решила съездить к тому дому, где началась эта история. С тех пор прошло полгода, и она не знала цел ли сам дом или на его месте находится пустырь.
На месте дома ревел старый колёсный экскаватор, в судорожных гидравлических потугах, пытавшийся раскрошить остатки бутового фундамента. Экскаваторщик давил на газ, но машина только дробно дёргалась, скалывая с камня мелкие куски, словно скульптор орудующий стамеской. В воздух летела гарь, прораб матерился, экскаваторщик разводил руками, и в итоге, заглушил мотор.
- Не самый подходящий момент, чтобы пройти на объект,- подумала Лиза. Она часто проникала на подобные стройплощадки, как правило вместе с Толиком, кто-бы мог подумать, что под приятной женской внешностью скрывается отъявленная, не послушная закону личность, из плеяды тех, кого СМИ прозвали чёрными археологами или чёрными копателями.
Это было искусство, проходить на охраняемые объекты. Главное напор, и уверенность, ну ещё и милая Лизина улыбка. Толик не выглядел достаточно солидно, чтобы смахивать на настоящего археолога, он даже подумывал отрастить бороду, но Лиза воспротивилась, испугавшись колючести, не отросшей щетины. Раньше Толик проходил на котлованы с Александром Ильичом, высокая, интеллигентная фигура актёра, поднимала его в глазах строителей до уровня академика археологии или по крайней мере до главного археолога Москвы. Но однажды Александра Ильича узнали, нет не строители, а секретарша, приехавшая с очередной архитектурной комиссией, и они были с шумом выставлены с объекта. Так Толик и бегал то с Лизой, то с Александром Ильичом, но когда они являлись втроём, то строители вытягивались в струнку, опасаясь, что приехала комиссия археологов, и стройку прикроют, в виду выявленных значимых, археологических слоёв. Толик всегда изображал роль рядового землекопа, которым все помыкали, - раскопай это, зачисть это, а он сам лучше знал, что и где нужно копать, и копал налегая на хозяйственные сооружения, называемые выгребными ямами, а попросту помойками. Строители изумлялись, почему Толик копает эти сооружения лопатой, а не совочком и кисточкой, на что он неизменно отвечал: - Если я буду работать кисточкой, то вам придётся копать котлован лопатой.
В этой загадочной фразе было скрыто столько смысла, что даже Толик, не осознавал его полностью.
Много, много было находок в земле, ещё больше погибало, отправляясь с грунтом на городскую свалку. «Настоящие» археологи не торопились посещать свои объекты. Толик с ними столкнулся, встретив настороженные и злые взгляды, больше его на тот объект не пускали. Охрана сказал, что «историки» распорядились пускать только по спискам, а в писках его фамилии конечно же не было. Поэтому он предпочитал с ними не пересекаться, несколько раз он видел их стоящими возле пивного ларька, в то время когда экскаватор сносил слои восемнадцатого века, и вереницей подавались самосвалы.
Эти вылазки очень нравились Лизе, в земле гораздо приятнее ковыряться, чем на пыльных чердаках, земля очищает всё, жаль не всё сохраняет. Сколько информации съела земля, переварив этикетки с аптечных флаконов? Сколько монет она испортила? Сколько платьев, вышивок и кружев превратила в перегной? Сколько книг искрошила в тлен? Но сколько вещей сохранила в своих объятьях? Сохранила, как могла, как только было доступно.
Лиза бы и сейчас уверенно зашла на котлован, у неё уже выработалась стандартная схема общения, не чуждая игривой импровизации. Первый шаг это, охранник, нужно подойти к нему словно к вахтёру, сидящему в родном подъезде, поздороваться, как со старым знакомым, представиться при этом, упомянув, что ты из археологической службы или института археологии, и тебе нужно побеседовать с начальником стройки или прорабом, поскольку начальников стройки почти ни когда не бывает на месте, тебя пошлют к прорабу, если же и прораба нет, то охранник махнёт рукой и разрешить побродить по охраняемому объекту. Если же руководство на месте, то с ними нужно вести себя ещё более уверенно, они власть имущие и признают только имеющих власть, вот и надо показать, что не простая птица, полезно ввернуть фамилию главного археолога, назвав его по имени отчеству, словно ты действуешь по прямому его указанию, это придаёт правдивости…Не плохо бы знать фамилии и имена археологов среднего звена, это тоже помогает, поскольку прораб главного археолога никогда в глаза не видел, и не увидит, а вот со средними, мог общаться, тоже кстати не часто. Далее обычно идёт разрешение, с просьбой под стрелой не стоять, к отвесным стенам не подходить, одеть каску и избегать открытого колодца, прикрытого тонкой фанерой, посреди стройплощадки. Да и в конце работы расписаться в журнале, что археологические изыскания произведены, вот этого никогда не следует делать, во первых у вас нет таких полномочий, а во вторых облечённые такой властью археологи узнают, что кто-то ходит на котлован облекаясь в их «белые» одежды, поэтому не в лоб, но от записей следует увильнуть, сначала согласившись в конце работы таковую оставить, а затем тихой сапой забыть про обещанное. И всячески избегать прямых контактов с археологами, иначе вас второй раз на объект не пустят, время посещения избирать до одиннадцати утра, так как археологи раньше обеда на котлованах не появляются, и вечером после четырёх, когда они уже едут домой. Иногда вас не пустят сразу, это означает, что объект сугубый, и археологи на него заходят по паспортам, и специальным спискам, либо вас уже знают, как злостного вредителя археологическим слоям, но такое бывает редко, либо вас боятся, как бы не «заморозили» стройку, или опасаются, что вы сейчас же потребуете свои законные 5% от сметы, за археологическое обследование и охранные раскопки. Но провалы случаются редко и важно не попасть под горячую руку и не завалить всё дело, тогда улыбайся не улыбайся, ничего не поможет, поэтому Лиза предпочла обойти котлован по периметру, вглядываясь в его стенки, через сетчатый забор. Пока там было делать нечего, строители только убирают искорёженную арматуру, доски, брёвна, рваные листы железа, неразбитые куски стен, оставшиеся после сноса здания. Всё это кромсается, расщепляясь, откалываясь, загибалось и бросалось в ободранные кузова трёхосных самосвалов.
- Ну, а дальше, что? Обзвонить бывших сотрудников? Можно узнать их домашние телефоны по анкетным данным, наверняка кто-то не умер, не переехал, находится в здравой памяти и у него есть записная книжка, кто-то общается с Серафимой Павловной. Если её старый телефон уже передали другим людям, сама Игнатьева может позвонить новому абоненту и попросить давать её новый номер телефона, как сделали они с мамой, когда им звонили и требовали Льва Брониславовича.
Лиза повернула к метро, но затем вернулась и прошла на детскую площадку. На скамейке сидела старушка, подстелив на холодные бруски кусок гофрированного картона.
- Здравствуйте,- поздоровалась Лиза.
Старушка очнулась от своих воспоминаний и пристукнув костылём валявшийся фантик, уставилась на незнакомку.
- Я ищу одну свою знакомую, она жила вот в этом доме, - и Лиза указала на стройплощадку.- Её звали Серафима Павловна… Вы случайно, её не знали?
- Что?- спросила старушка.
Лизе пришлось кричать, чтобы её расслышали. Наконец старушка всё поняла.
- Выселили их…
- Куда? В какой район?
- Да, в Новые Черёмушки.
Тут Лизе стало ясно, что у бабушки осознание границ Москвы остановилось на уровне времён московской олимпиады.
- Так, туда же не расселяют!- сказала Лиза.
- Ну, тогда дочка не знаю… Спроси у Ольги из пятой квартиры, она в Жеке работает. Может она подскажет? А Сима, это кто? Не помню такой.
Лиза запомнила номер квартиры и имя, куда её направила бабуля , и медленно пошла домой.