Серия очерков о ростовском "дне" была написана журналистом Алексеем Свирским в 1892 году. В 1893 они вышли отдельной книгой. Это очень яркое описание босяцкой жизни дореволюционного Ростова-папы. Здесь выдержки из очерков, с описанием самых популярных злачных местечек Ростова-на-Дону.
"ОКАЯНКА"
Нет того города, который не имел бы своих трущоб, и чем город многолюднее, тем трущоб в нем больше. Но наш Ростов в этом отношении занимает особенно видное место; будучи, сам по себе, городом небольшим, он своими трущобами нисколько не уступает самым густонаселенным городам России. Ростовские «Окаянка», «Полтавцевка», «Прохоровка», «Гаврюшка», «Дон» и другие рассадники пьянства, воровства и огульного разврата смело могут соперничать с петербургской «Вяземской», московской «Хитровкой», одесской «Молдаванкой», харьковскими «Иорданом» и «Востоком» и многими другими знаменитыми трущобами.
Грустно и жутко становится, когда смотришь на голодных, бесприютных оборванцев, которые с болезненною жадностью, дрожащими руками вместо хлеба подносят к своим бескровным губам стакан омерзительной сивухи; которые, не заботясь о будущем и схоронив прошедшее, спешат отнести в притоны животного веселья последние гроши, добытые путем унижений, разврата и нередко - преступления. Но еще грустнее, еще больнее становится от сознания, что в этих притонах падения, наряду с темным невежественным плебсом, очень часто попадаются и люди с высшим образованием, люди, некогда занимавшие видное положение в обществе, а теперь служащие, даже в трущобах, предметом насмешек и потехи для своих темных товарищей по несчастию...
Но не менее жаль становится, когда в этих вертепах лицом к лицу сталкиваешься с детьми нищеты и разврата. Вот перед нами мальчик лет девяти: с нахальным, циничным выражением на лице и махорочной «цыгаркой» во рту стоит он перед растрепанной, оборванной женщиной и, едва достигая ей до колен, поднявши голову вверх, охрипшим от пьянства голосом упрекает ее в измене...
«Окаянка»: этот вертеп является одной из знаменитейших трущоб города Ростова. Года четыре тому назад он назывался «Новым Светом», но впоследствии владелец его почему-то переименовал свое дорогое детище в «Море-Окиян», народ же, со свойственным ему остроумием, «Море-Окиян» переделал в «Окаянку».
Эта милая «Окаянка» в находится на Новом базаре, на том самом месте, где с утра до вечера толпится всякий народ, держа на руках тряпье носильного платья. Соседкой ее служит «Обжорка», такое же милое учреждение. Связывающим же звеном этих двух сестер является сквозной базарный ватерклозет. Снаружи описываемый вертеп представляет собою продолговатое деревянное здание, напоминающее скорее сарай, чем жилое помещение.
Внутренность «Окаянки» разделяется на три части, или отделения. Первое отделение это - грязная полутемная комната, носящая название «общей». Вдоль стен ее стоят длинные скамьи, перед которыми красуются грязные столики, всегда мокрые от пролитой водки. На правой стороне от входа в «общую» выделяется стойка, вся обставленная немытыми рюмками, стаканами, бутылками, бочонками и прочим и украшениями кабацкого буфета. Чтобы попасть во второе - «дворянское» - отделение, нужно пройти мимо стойки. Но да не подумает читатель, что "дворянская" чище «общей» ничуть не бывало: комната эта потому только носит название «дворянской», что там, большею частью, заседают босяки, титулующие себя «дворянами» , должно быть, на том основании, что очень часто они ночуют на «дворе». Не чище также и третье отделение, так называемая «чайная», которая, несмотря на свое трезвое имя, вся пропитана водкой.
Посетителей «Окаянки» можно разделить на пять классов. Первый класс - «кондуктора», босяки, занимающиеся «поноской», то есть носящие корзины с провизией, следуя позади хозяйки, или же промышляющие выпрашиванием милостыни; второй класс - это барышники, они же «блатер-каины» (покупающие ворованные вещи); третий - женщины и дети (начиная с семилетнего возраста); четвертый «халамидники» (базарные жулики), и пятый «фраера» - люди, попавшие в трущобу по пьяному делу, за счет которых можно поживиться.
В один из понедельников ровно в восемь часов утра я отправился в «Окаянку». Я нарочно выбрал этот день, зная, что после воскресных попоек там происходит всеобщее «похмелье». И я не ошибся: самая пылкая фантазия должна была бы спасовать перед той действительностью, которая во всей своей позорной наготе предстала перед моими изумленными глазами. Когда, отворивши дверь вертепа, я перешагнул за порог, меня сразу охватила такая удушливая, смрадная атмосфера, что я чуть было не повернул назад, но, пересилив себя, все-таки остался и стал глазами отыскивать свободное местечко, где бы мог присесть. Все места были заняты, хотя на некоторых столиках, за которыми сидели женщины, не видно было ни водки, ни пива.
По всей вероятности, эти «дамы» сидели в ожидании будущих благ - когда кому-нибудь из пьяных оборванцев придет охота угостить их стаканчиком «сивухи».
Мимо меня пробежал половой, которому, судя по его зверской физиономии, подобало бы стоять с дубиной на большой дороге.
- Послушай, дай-ка место, где сесть!
Половой остановился. Быстрым взглядом окинув меня с головы до ног и оставшись, по-видимому, доволен моим донельзя обтрепанным костюмом, он сейчас же подошел к одному из столиков, за которым сидела целая компания женщин, и самым бесцеремонным образом прогнал их, а меня усадил.
- Говори, что нужно? - обратился ко мне этот джентльмен.
- Тащи за восемнадцать, - приказал я ему.
- Со стаканчиком аль без?
- Со стаканчиком.
Вопрос «co стаканчиком» был мне предложен потому, что некоторые из посетителей «Окаянки», потребовавши полбутылки, тут же из горлышка, одним духом, ее опоражнивают. Такие пьяницы называются там «гypтовиками».
Через пять минут половой поставил предо мной бутылку, наполненную самой отвратительной водкой, мокрый стаканчик и кусочек черного хлеба, обсыпанный солью.
- Давай деньги, - крикнул он мне раньше, чем я дотронулся до водки. Я заплатил. Столик, за которым я уселся, находился около дверей, так что вся «общая» была у меня на виду. Хотя, отправившись в «Окаянку», я ожидал встретить там что-то чрезвычайно мерзкое, но то, что я увидел, значительно превзошло мои ожидания.
Полутемная «общая» с серыми закоптелыми стенами и заколоченными снаружи окнами, в описываемый момент была битком набита отродьем человечества, состоящим из мужчин, женщин и детей. Дым от «антрацита» (махорки) выедал глаза; адская духота и целые тучи пара от дыхания многочисленных посетителей делали невозможным продолжительное пребывание в этом омуте для человека, даже невзыскательного.
Визг, хохот, площадная брань, циничные песни, давка и толкотня необузданной пьяной толпы удручающим образом действовали на меня. А там, на правой стороне от входа, словно трон сатаны, сквозь дым и копоть, выделялась кабацкая стойка.
Источник - Войдите на форум или зарегистрируйтесь для просмотра ссылок
(«Окаянка» была на Новом базаре, который находился между нынешними Соколова и Ворошиловским, Большой Садовой и Шаумяна, то есть на месте площади Советов.)